Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)
– Погоди минутку. Почему была паника, как ты считаешь?
– Потому что появились эти животные. Вышли из леса… или из реки. Все почему-то их испугались, забегали… Я спал, меня мама разбудила.
– А ты не испугался?
Он дернул плечом:
– Ну и я испугался сначала… со сна… Все вопят, все орут, все бегают, ничего не понять…
– А потом?
– Я же говорю: мы сели в глайдер и улетели.
– Животных этих ты видел?
Он вдруг засмеялся.
– Видел, конечно… Одно прямо в окошко влезло, рогатое такое, только рога не твердые, а как у улитки… очень потешное…
– То есть ты сам не испугался?
– Нет, я же вам говорю: испугался, конечно, что я вам врать буду? Мама вбежала вся белая, я думал – несчастье какое-нибудь… Думал, с папой что-нибудь…
– Понятно, понятно. Но животных-то этих ты не испугался?
Кир сказал с досадой:
– Да почему их надо бояться? Они же добрые, смешные… Они же мягкие, шелковистые такие, как мангусты, только без шерстки… А то, что они большие, – так что же? Тигр тоже большой, так что же, я его бояться должен, что ли? Слон большой, кит большой… Дельфины большие бывают… А эти животные ну никак не больше дельфина, и ласковые они такие же…
Тойво посмотрел на Базиля. Базиль, отвесив челюсть, слушал странного мальчика, держа на весу надкушенный бутерброд.
– И пахнут они хорошо! – продолжал Кир горячо. – Они ягодами пахнут! Я думаю, они ягодами и питаются… Их бы надо приручить, а бегать от них… чего ради? – Он вздохнул. – Теперь они ушли, наверное. Ищи их теперь в тайге… Еще бы! Так на них все орали, топали, махали руками! Конечно, они испугались! А теперь попробуй их примани…
Он опустил голову и предался горестным размышлениям. Тойво сказал:
– Понятно. Однако родители с тобой не согласны? Так?
Кир махнул рукой:
– Да уж… Отец еще ничего, а мама категорически: ни ногой, никогда, ни за что! И мы теперь улетаем на Курорт. А они ведь там не водятся… Или водятся? Как они называются, вы не знаете?
– Не знаю, Кир, – сказал Тойво.
– Но здесь ни одного не осталось?
– Ни одного.
– Так я и думал, – сказал Кир. Он снова вздохнул и спросил: – Можно мне взять свою галеру?
Базиль наконец пришел в себя. Он шумно поднялся и произнес:
– Пойдем, я тебя провожу. Так? – спросил он Тойво.
– Конечно, – ответил тот.
– Зачем это меня провожать? – возмущенно осведомился Кир, но Базиль уже возложил длань свою на его плечо.
– Пойдем, пойдем, – сказал он. – Всю жизнь я мечтал посмотреть настоящую галеру.
– Она не настоящая же, она модель…
– Тем более. Всю жизнь мечтал посмотреть модель настоящей галеры…
Они ушли. Тойво выпил чашечку кофе и тоже вышел из павильона.
Солнце уже заметно припекало, на небе не было ни облачка. Над пышной травой площади мерцали синие стрекозы. И сквозь это металлическое мерцанье, подобно диковинному дневному привидению, плыла к павильону величественная старуха с выражением абсолютной неприступности на коричневом узком лице.
Поддерживая (дьявольски элегантно) коричневой птичьей лапой подол глухого снежно-белого платья, она, словно бы и не касаясь травы, подплыла к Тойво и остановилась, возвышаясь над ним по крайней мере на голову. Тойво почтительно поклонился, и она кивнула в ответ – вполне, впрочем, благосклонно.
– Вы можете звать меня Альбиной, – милостиво произнесла она приятным баритоном.
Тойво поспешил представиться. Она наморщила коричневый лоб под пышной шапкой белых волос:
– КОМКОН? Ну что ж, пусть КОМКОН. Будьте любезны, Тойво, скажите мне, пожалуйста, как вы у себя в этом самом КОМКОНе все это объясняете?
– Что именно вы имеете в виду? – спросил Тойво.
Этот вопрос несколько раздражил ее.
– Я имею в виду, мой дорогой, вот что, – сказала она. – Как могло случиться, что в наше время, в конце нашего века, у нас на Земле живые существа, воззвавшие к человеку о помощи и милосердии, не только не обрели ни милосердия, ни помощи, но сделались объектом травли, запугивания и даже активного физического воздействия самого варварского толка? Я не хочу называть имен, но они били их граблями, они дико кричали на них, они даже пытались давить их глайдерами. Я никогда не поверила бы этому, если бы не видела своими глазами. Вам знакомо такое понятие – дикость? Так вот это была дикость! Мне стыдно.
Она замолчала, не сводя с Тойво пронзительного взгляда свирепых, угольно-черных, очень молодых глаз. Она ждала ответа, и Тойво пробормотал:
– Вы позволите мне вынести для вас кресло?
– Не позволю, – сказала она. – Я не собираюсь здесь с вами рассиживаться. Я желала бы услышать ваше мнение о том, что произошло с людьми в этом поселке. Ваше профессиональное мнение. Вы кто? Социолог? Педагог? Психолог? Так вот, извольте объяснить! Поймите, речь идет не о каких-то там санкциях. Но мы должны понять, как это могло случиться, что люди, еще вчера цивилизованные, воспитанные… я бы даже сказала, прекрасные люди!.. сегодня вдруг теряют человеческий облик! Вы знаете, чем отличается человек от всех других существ в мире?
– Э… разумностью? – предположил Тойво наобум.
– Нет, мой дорогой! Милосердием! Ми-ло-сер-ди-ем!
– Ну безусловно, – сказал Тойво. – Но откуда же следует, что давешние эти существа нуждались именно в милосердии?
Она посмотрела на него с отвращением.
– Вы сами-то видели их? – спросила она.
– Нет.
– Так как же вы беретесь об этом судить?
– Я не берусь судить, – сказал Тойво. – Я как раз хочу установить, чего они хотели…
– По-моему, я вам довольно ясно сказала, что эти живые существа, эти бедняги искали у нас помощи! Они находились на краю гибели! Они должны были вот-вот погибнуть! Они же ведь погибли, вы что же, не знаете этого? Все до единого! На моих глазах они умирали и превращались в ничто, в прах, и я ничего не могла поделать – я балерина, а не биолог, не врач. Я звала, но разве кто-нибудь мог меня услышать в этом шабаше, в этом разгуле дикости и жестокости?.. А потом, когда помощь наконец прибыла, было уже поздно, никого уже не осталось в живых. Никого! А эти дикари… Я не знаю, как объяснить их поведение… Может быть, это был массовый психоз… отравление… Я всегда была против употребления в пищу грибов… Наверное, придя в себя, они устыдились и разбежались кто куда! Вы нашли их?
– Да, – сказал Тойво.
– Вы говорили с ними?
– Да. С некоторыми. Не со всеми.
– Так скажите же мне, что с ними произошло? Каковы ваши выводы, хотя бы предварительные?..
– Видите ли… сударыня…
– Вы можете называть меня Альбиной.
– Благодарю вас. Видите ли, в чем дело… Дело в том, что, насколько мы можем судить, большинство ваших соседей восприняли это нашест… это событие несколько иначе, чем вы.
