Варяг. Мечи франков (СИ) - Мазин Александр Владимирович
— Пойду я, — шепнул Рёреху Сергей. — Мне домой надо. Ну ты знаешь. А если кто спросит: своих к походу я подготовлю сам, а долю в добыче нам — как обычно.
Это «как обычно» тоже рассчитывалось непросто. Но регламент такой дележки был стандартный практически для всех относительно независимых участников похода.
— Иди, — разрешил княжич. — Я за тебя все что нужно скажу.
И Сергей ушел. Очень надеясь, что этот бесконечный день наконец-то закончится и можно будет как следует выспаться.
Но — увы. Колхульда ждала. И она была сердита.
И что характерно: ждала не в дневной одежде, а в короткой рубахе из голубого шелка, подаренной Сергеем. Рубаха Колхульде шла. Смотрелась в ней юная супруга очень сексуально. Хотя голенькой она выглядела еще лучше.
Надо полагать, изначально она собиралась поработать исполнителем желаний. Но за прошедшие часы перешла из состояния правильно выдержанного джина в ипостась джина передержанного.
Остановившийся в дверях Сергей и сказать ничего не успел, как на него едва не обрушился гнев прекрасной валькирии.
— Как ты смеешь… — начала Колхульда, предварительно вдохнув поглубже.
Но больше ничего сказать не успела.
Сергей сгреб ее, стиснул, поднял, закружил по комнате. Потом аккуратно уронил на ложе, прижал, глянул в расширенные зрачки, в которых плясал огонек изложницы, и спросил строго:
— Почему я узнаю от этом от других, жена? Почему о моем первенце я узнаю не первым?
— Отпусти меня! Раздавишь!
Ну надо же. Прошлой ночью такой груз ее не смущал. Вряд ли за сегодняшний день Сергей стал существенно тяжелее.
— Отвечай!
Со Сладой он ни за что бы себя так не повел. Потому что любил. И был любим. А с Колхульдой…
Нет, ее он не любит. Хочет, да. И сейчас хочет. Но это точно не любовь. Сергею было с чем сравнивать. Любил он Сладу. И бедную Елену…
А Колхульда… Да, он взял ее в жены. И только. Хочется верить, что ребенка, которого она родит, Сергей любить будет.
— Обойдешься! Отпусти меня немедленно!
— Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? — ледяным тоном поинтересовался Сергей, не ослабляя захвата.
— Да!
— Ты действительно этого хочешь?
— Ты оглох? — Ярость так и рвалась из нее. — Я же сказала: отпусти меня!
— Как скажешь.
Он встал на ноги. Подождал, пока Колхульда поднимется. А хороша! Волосы растрепались, глаза горят…
— Как скажешь, — повторил он. — Раз ты не желаешь быть моей женой, я тебя отпускаю. Возвращайся к отцу. Твое приданое я верну. Серебро. Что же до воинов, то они пусть сами решают. Так сказал твой отец, когда отдавал их мне. Так будет и сейчас.
Колхульда онемела. В прямом смысле. Открывала и закрывала рот. И ни звука.
Сергею было ее жаль.
Но воспитательный процесс следовало довести до конца.
— Нынче ночь. Потому я разрешаю тебе остаться в моем доме. Переночевать можешь в общем зале. Завтра получишь серебро и наймешь кого-нибудь, чтобы сопроводил тебя в дороге. Если кто-то из моих воинов захочет уйти с тобой, я препятствовать не буду. И отцу скажешь, что ушла по собственной воле. Если пойдет слух, что я тебя выгнал, тебе трудно будет снова выйти замуж.
И опять ни звука. Окаменела.
— А теперь одевайся и уходи из моей спальни. Нет, погоди! — Он отстегнул от лежавшего на сундуке пояса Колхульды связку ключей. — Ты здесь больше не хозяйка, — пояснил он. — Вот теперь все. Прочь с моих глаз!
Последние слова он говорил уже в пустоту.
Ноги Колхульды подогнулись, и она рухнула бы на пол, если бы Сергей не успел ее подхватить.
«Похоже, я перебрал с воспитательным воздействием», — подумал он, второй раз укладывая ее на постель.
Даже кольнуло сочувствие. Все же так обращаться с беременной женщиной — жестоко.
Но как говорил когда-то старый Рёрех, настоящая власть над чем-либо у того, кто способен это что-то уничтожить. И если Колхульда почему-то решила, что эта власть — у нее, следует раз и навсегда избавить девушку от иллюзий. А не получится, придется ее действительно отправить к отцу. Спать в одной постели с той, которая в любой момент может превратиться во врага, Сергей не собирался.
Очнулась она быстро. Увидела Сергея, улыбнулась… Вернее, только начала улыбаться. Чуть раздвинулись губки…
И замерли.
Вспомнила. Ротик приоткрылся. Глаза расширились и…
— Не гони меня, господин мой, — бормотала девушка, уткнувшись Сергею головкой в живот, пряча лицо. — Накажи меня… Побей… Только не прогоняй, любимый… Ты господин мой…
Сергей положил руку на пушистый круглый затылок.
— Довольно, — ровным голосом произнес он. — Я тебе верю. Оставайся.
Отнял руку, которую Колхульда принялась целовать, взял голову в ладони, глянул в зареванные глаза.
— Ты — моя, — сказал он властно. — Я твой господин. И бить тебя я не стану. Ты Торварддоттир. Дочь ярла. И когда-нибудь станешь женой конунга. Ты будешь матерью моих сыновей. Ты будешь сильной, гордой и верной. Для меня. И для них. Не подведи меня, Колхульда! — и посмотрел на нее «взглядом князь-воеводы». Тем взглядом, который действовал лучше самых суровых предупреждений и угроз даже на матерых воинов.
А потом сел на кровать рядом и сказал обычным, будничным голосом:
— Я голоден. Принеси мне поесть.
Подскочила. Бросилась из светлицы в постельной рубахе…
— Стоять! Исподнее накинь!
Ахнула, натянула через голову длинную закрытую по местным обычаям рубаху и — за дверь. Только босые пятки по лестнице прошлепали.
«Когда поем, надо ее как следует… Отлюбить», — подумал Сергей.
Или не надо? Беременная же.
«Пока живот не виден, можно все», — как живой прозвучал в голове рассудительный голосок Сладиславы.
И будто кто-то сердце тронул.
«Сладушка моя…» — Сергей стиснул зубы так, что из глаз слезы потекли.
Громкий топот, теперь уже вверх по лестнице, выдрал его из воспоминаний.
Колхульда вернулась, гоня перед собой нагруженную снедью холопку.
Еды хватило бы на троих.
Мясо жареное, копченое, вареное, горшок с кашей, еще теплой, кувшин пива литра на три, вино в стеклянном кубке, который Колхульда лично водрузила на сундук, пихнула холопку: «прочь!», присела у ног на медвежью шкуру.
— Поешь, любимый… — проворковала умильно.
И увидела слезы на его щеках.
И, конечно, отнесла на свой счет. Ахнула, обняла колени Сергея, глянула снизу огромными тоже влажными глазищами — озерами, проговорила нежно-нежно, чуть слышно, но твердо:
— Прости меня, Варт, прости меня, глупую. Фрейей и Фрейром клянусь, Ньёрдом жизнедарящим, сама умру, но больно тебе не сделаю… Никогда!
Сергей вздохнул, улыбнулся через силу, сказал так же негромко:
— Все хорошо, девочка моя. Все уже хорошо.
То была неправда, но Колхульда поверила. Легко верить тому, кого любишь.
А Стемид с Хрольвом в ту ночь так и не договорились. Переговоры затягивались, и ни одна из сторон не собиралась уступать. Похоже, не идти им в этом году во Францию.
Ну, может, и к лучшему. Потому что в город приехал Избор. И предложил подъехать к нему домой дней через пять.
И Сергей поехал. Общество Избора было не особо приятно. Но — надо.
Глава пятая
Потусторонее происхождение Сергея вызывает сомнение
— Хвалил? Я? Тебя? — Избор заскрежетал.
Удивительно противный у него смех.
Даже полуволк морду брезгливую скорчил, когда они с Сергеем переглянулись.
Когда-то Сергею казалось, что тот Рёрех его выбешивает. Теперь же он точно знал: по умению вывести из себя тот ведун этому уступает раз в двадцать.
Избор их перегляд с полуволком засек и среагировал мгновенно:
— Сожри его!
Зверь заколебался. Помедлил этак с секунду перед тем, как прыгнуть. И прыгнул неправильно. Не по волчьи «рванул-отскочил», а по-собачьи, полным весом. Схватить повиснуть, повалить. Дал возможность Сергею уклониться.
