Перекрестки реальностей. Часть II - Алена Тихая
Десять минут спустя, в своем директорском кабинете, Софос пил горький кофе. Кофе, конечно же, был в списке запрещенных для него продуктов, но без этого напитка он не мог. Чашечка кофе с утра — тоже ежедневный ритуал для бодрости духа. Софос вдыхал терпкий кофейный аромат и пил маленькими глотками, наслаждаясь насыщенным горьким вкусом. Кофе — как жизнь: горчит, но после оставляет бархатное шоколадное послевкусие. Неожиданный резкий звук прервал приятные мысли. Виданное ли дело: в окно врезалась птица. Нэйла снова напоминает о себе. Софос отвернулся от окна, на полуватных ногах дошел до кресла. Ее напоминания излишни: о таком не забывают. Сегодня уже пять лет с тех пор, как ее не стало. Пять лет назад кто-то из проводников… (Боже, какое нелепое было тогда правило — не отслеживать проводников по карте!) …кто-то из проводников не спас жизнь его жене, единственной женщине, которая понимала его без слов. Женщине, которой было суждено стать великой актрисой. Бедная Нэйла!
Удивительная штука — память. Софос помнит в мелочах, как плохо чувствовал себя в то утро. Внутри дрожало, и мысли, обычно четко разложенные по полочкам, отчего-то спутались, подобно куче постиранных в машинке вещей. Софос лежал в больнице после операции по удалению аппендикса, и Нэйла приходила к нему каждый день. Она была не в себе, чужая и странная: не останавливала взгляд на нем, мало говорила, глубоко вздыхала. Он допытывался, в чем дело, но не слышал в ответ ничего вразумительного. А он был не в состоянии это выяснить: его беспокоили тяжелые осложнения после операции. Физическая боль усиливалась с каждым днем, несмотря на действия врачей, словно внутри его прорастал черный стебель с цепкими корнями. Софос бы справился с болью, одолел ее, если бы не душевная тревога. Боль в животе и душевная тревога все сильнее мучили и терзали его, доведя до крайности: Софос решил покинуть больницу без ведома врачей. Он помнит как сейчас, как открыл дверь дома, как переступил порог и оглох от пугающей тишины жилища. Помнит, как мерно и громко застучало в груди, как больно давался каждый шаг, как скрипнула половица, когда он подошел к ванной комнате. Помнит ее мертвенно-бледное тело в зеленом сарафане, комочком свернувшееся на полу, ее лицо, не потерявшее своей благородной красоты, помнит, как он рыдал над ней, как слезы питали ее рыжие волнистые волосы, дальнейшие события всплывали в памяти отрывками. За следующие полгода жизни воспоминаний дай Бог наберется на день. Исчезнувшие полгода.
Это уже потом, когда он очнулся и выкарабкался из ямы страданий, он выяснил, что Нэйла попала в зону внимания КПР, что один из проводников отправился к ней, вытащить ее из депрессии, но все концы потерялись. Кто пытался ей помочь? Почему не помог? Единственной зацепкой, которую Софос нашел, была крышка от часов проводника с гравировкой «А&М». Не справляясь с потоком воспоминаний, он ослабил галстук на шее, почувствовав нехватку кислорода, открыл нижний ящик стола, достал оттуда коробку и вытряхнул на стол ее содержимое: письмо с заданием спасти Нэйлу, список людей, имевших часы и работавших в то время в КПР, и крышку от часов проводника. Это все, что удалось добыть за пять лет поисков. В списке была вычеркнута половина имен тех проводников, которых он успел проверить на причастность к делу Нэйлы. Злость вскипела в нем лавой, он открыл окно, вдохнул холодного воздуха. Найдет виновного — убьет.
Тем временем дела требовали его присутствия: через пару часов в КПР явится сам основатель. Есть у него такая фишка: каждые полгода самолично проверять дела вновь принятых руководителей проводников и сотрудников отделов. Приезжает он непременно в маске, все нагоняет какой-то таинственности на свою личность, чтоб не покушались на его жизнь. Подумать только: Софос работал руководителем более пяти лет и то ни разу не видел Алексея Владимировича в лицо. К его приезду необходимо было подготовить кабинет для встречи.
Софос встал с кресла, подошел к огромному зеркалу, размером со стандартное окно. Какое волевое лицо! Софос гордился собственным самообладанием. За несколько мгновений он мог поменять состояние жертвы на состояние победителя, а в последнем он проводил девяносто процентов времени. Все просто. Люди в мире делятся на два типа: одни ноют, жалуются, становятся жертвами обстоятельств, поддаются душевной боли, спиваясь или привыкая к наркотикам, другие меняют свою жизнь, идут к целям, преодолевая препятствия, становятся победителями. Одним все — другим ничего. И не зря именно Софоса назначили руководителем огромной компании, ведь он — истинный победитель.
Глава 6. Неужели у меня есть дочь?
Основатель КПР в это время был всего в ста метрах от Софоса. С утра какой-то новый возрастной кризис схватил его своими коварными цепкими лапами и сжал до боли. Как назвать этот новый возрастной кризис, Алексей не знал. Кризис среднего возраста давно прожит, хотя тоже дался нелегко, а остальных страшных названий возрастных кризисов он не знал. Единственное, что радовало его в тяжелые психологические моменты, — это здание КПР, выстроенное по его проекту на отшибе города: великолепное зеркальное сооружение в форме эллипсоида немного вдавленное в землю, низкое, но широкое. Как сказал нанятый дизайнер: «В пасмурные дни оно отражает всю красоту бездонного неба, а в ясные, отражая лучи солнца, само становится источником света». Алексей красоту не понимал, красиво говорить не умел, но фразу оценил.
Он пытался справиться с бушующими эмоциями внутри себя. В нем, словно в коктейле «Боярский», было два слоя: внизу находилась гордость за свои открытия и дела, вверху — собственная никчемность. Что делать, если на закате жизни некому оставить все то, что создавал собственным трудом? Он сплюнул на землю и глотнул
