Роберт Говард - Кинжалы Джезма

Туннель был короткий; лунный свет проникал в него с другого конца, где в нем была трещина. Трещина шла прямо на сотню футов и делала крутой поворот, словно ножевой разрез прошел сквозь твердую скалу. Дверь, в которую он вошел, была каменной плитой неправильной формы, висевшей на тяжелых, смазанных бронзовых петлях. Она идеально подходила к отверстию, ее неправильная форма придавала появлявшимся у входа трещинам утеса более, чем натуральный вид.

Веревочная лестница из тяжелой сыромятной кожи лежала сразу у входа в туннель. Конан вернулся с ней наружу, на площадку, зацепил за бронзовое кольцо и бросил вниз. Пока Тубал взбирался по ней, сгорая от нетерпения, Конан вытянул свою собственную веревку и опять обмотал ее вокруг запястья.

Тубал издал непонятные шемитские ругательства, когда понял секрет исчезающего следа. Он спросил:

— Но почему они не заперли дверь изнутри на засов?

— Возможно, люди приходят и уходят здесь постоянно, и кому-нибудь может понадобиться очень быстро проникнуть внутрь не издавая криков с просьбой открыть дверь. Мало вероятно, что она будет обнаружена; я бы не нашел ее, если бы не кровавые отпечатки.

Тубал собирался мгновенно нырнуть в трещину, но Конан был осторожней. Он не видел никаких следов часовых, но не думал, что люди, так искусно замаскировавшие вход в свою страну, оставляют его неохраняемым.

Он вытянул лестницу, сложил ее обратно на место и закрыл дверь, нырнув в темноту этого конца туннеля. Приказав Тубалу ждать его здесь, он пошел вниз по туннелю к трещине. У подножия трещины в сотнях футов над головой было видно кромку звездного неба неправильной формы. Лунного света, который проникал сквозь трещину, было достаточно для кошачьих глаз Конана.

Едва он достиг поворота, как за ним послышался шорох шагов. Едва он скрылся за куском скалы, отколовшимся от стены, как вошел часовой. Он неторопливо прохаживался, небрежно относясь к своей задаче, уверенный в своей безопасности. Это был приземистый кхитаец с лицом похожим на медную маску. Он шел широко и вразвалку, как человек привыкший к седлу, волоча за собой копье.

Когда он поровнялся с укрытием Конана, какой-то инстинкт заставил его обернуться, сверкнув зубами в испуганном крике и поднимая копье для броска или удара. До того, как он успел повернуться, Конан был уже над ним, мгновенно напрягши свои стальные мышцы. Когда копье отскочило на пол, кривая сабля опустилась вниз. Кхитаец рухнул, словно поверженный бык. Его круглый череп раскололся, как спелая дыня.

Конан неподвижно замер, вглядываясь вдоль прохода. Не услышав ни одного звука, говорившего о присутствии других часовых, он рискнул тихонько свистнуть Тубалу, чтобы тот шел к трещине. Шемит ухмыльнулся при виде мертвого человека.

Конан склонился и оттопырил верхнюю губу кхитайца, обнажив клык с подпиленным концом.

— Еще один сын Эрлика, Желтого Бога Смерти. Трудно сказать, сколько их окажется в этом ущелье. Давай затащим его за эти скалы.

За поворотом, в длинном глубоком проходе до следующей петли было пусто. Когда они и дальше не встретили никакого сопротивления, Конан убедился, что кхитаец был единственным часовым у трещины.

Лунный свет в узком просвете над ними перешел в предрассветные сумерки, когда они выбрались наконец на открытое место. Здесь проход переходил в хаос разбитых скал. Единственное ущелье разделилось на полдюжины, петлявшими между отдельными скалами и разбитыми валунами, словно река разделялась на несколько потоков в дельте. Разрушающиеся вершины и башни из черного камня стояли словно мрачные призраки в бледном предрассветном свете.

Петляя между этих угрюмых часовых, искатели приключений смотрели на ровный, усыпанный камнями пол, растянувшийся на триста шагов до подножия утеса. След, по которому они шли, состоял из отпечатков многих ног в выветрившемся камне, пересекал поверхность и петлял извилистым путем вверх к вершине утеса. Но что было там наверху, они не знали. Справа и слева извивались твердые стены, нависая с боков разбитыми вершинами.

— Что теперь, Конан? — в сером свете шемит походил на горного гоблина, удивленного что свет проник в его пещеру.

— Я думаю, нам нужно быть ближе друг к другу… Послушай!

Над утесами прокатился отраженный эхом звук труб, который они слышали предыдущей ночью, но сейчас намного ближе: резкий крик гигантской трубы.

— Нас не заметили? — обеспокоился Тубал, сжимая свой нож.

Конан пожал плечами.

— Видно нас или нет, но нам нужно сами осмотреть что там на утесе, перед тем как карабкаться на него.

Он указал на выветрившуюся скалу, которая возвышалась словно башня между более низкими собратьями. Друзья быстро взобрались на нее так, чтобы ее масса была между ними и противоположными утесами. Она была выше, чем утесы. Затем они легли за острыми шпилями скалы, наблюдая сквозь розовый туман набиравшего силу рассвета.

— Птеор! — выругался Тубал.

С этой точки была видна настоящая природа противоположных утесов. Они представляли собой сторону гигантского горного блока, который поднимался отвесно над окружающим его уровнем на четыреста или пятьсот футов. Его вертикальные бока казались неприступными, если не считать тропы, проложенной в камне. С востока, севера и запада он был опоясан разрушившимися утесами, отделенными от плато ровной поверхностью каньона, ширина которого менялась от трехсот шагов до полумили. На юге плато примыкало к гигантской голой горе, чьи мрачные пики возвышались над окружающими вершинами.

Но наблюдатели обращали мало внимания на эти топографические особенности. Конан ожидал что-нибудь обнаружить в конце кровавого следа: группу навесов для лошадей, пещеру, может даже грязную деревушку, приютившуюся на склоне холма. Вместо этого они увидели город, сверкающий куполами и башнями в розовом рассвете, словно волшебный город магов, взятый из какой-то сказочной земли и перенесенный в это дикое место.

— Город демонов! — крикнул Тубал. — Это колдовство и магия! — Он щелкнул пальцами, чтобы защитить себя от злых заклятий.

Плато было овальным, около полутора мили в длину с севера на юг и чуть меньше мили с востока на запад. Город был расположен ближе к южному краю, словно выгравированный из темной горы, стоявшей за ним. Большое сооружение, чей багряный купол переливался золотом, блестело в рассветном свете. Оно возвышалось над каменными домами с плоскими крышами и группками деревьев.

Киммерийская кровь в жилах Конана забурлила от представшей ему удивительной сцены, контраста темных утесов, серой массы и света яркого города. Город пробуждал зловещие предчувствия. Блеск его пурпурных, позолоченных куполов был какой-то мрачный. Черные, разрушившиеся утесы очень подходили к нему. Это выглядело так, будто город древней, демонической магии поднимался зловещим блеском посреди руин и разрушения.