Гвардеец - Дмитрий Николаевич Дашко
И Ушаков, и Бироны — все хотят использовать в своих интересах. Люди они умные, на мякине таких не проведешь. Это сейчас хорошо, что наши интересы совпадают, а если вразнос пойдут? Стереть меня с лица земли для них — раз плюнуть. Подумаешь, барон какой-то курляндский, зачуханный, — не велика птица. Сегодня грохнут, завтра забудут.
Да и я тоже — мечусь между ними, хоть разрывайся. И главное — не знаю, к какому берегу пристать. Везде и плюсов и минусов с избытком.
И наверное, я б и дальше ломал себе голову, если бы не случилось одно весьма неприятное происшествие: шагах в десяти от нас на дорогу повалилось высокое кряжистое дерево, а сзади упало точно такое же, перекрывая путь в обратную сторону.
Глава 34
Вот что значит проявить полную беспечность! За долгим разговором мы и не заметили, как оставили позади бор и въехали в небольшую ложбинку меж двух холмов, густо поросших смешанным лесом. Упавшие деревья фактически отрезали нас с двух сторон. Стволы располагались на уровне груди, лошадям без разбега преодолеть такое препятствие невозможно, к тому же велика вероятность напороться на острые, выставленные словно кинжалы, ветки.
А главное, быстро-то как. Раз-два и готово. Я едва успел осадить мерина, иначе внезапно свалившееся дерево размозжило бы ему голову. Остальные попутчики не сразу сообразили, что произошло, — слишком стремительно развивались события, за какие-то доли секунды.
Засада! В подтверждение моей догадки с холма спрыгнул и встал перед нами в картинной позе бородатый мужик в рваном кафтане, подпоясанном кушаком, в залатанных штанах, с классической рогатиной в руках. Он снял с головы шапку пирожком, нарочито низко поклонился, задев косматыми волосами землю, и, закончив ритуал приветствия, распрямился и водрузил головной убор на место:
— Мир вам, люди добрые, желанные.
— И тебе чего-то в этом роде, — сказал я и приготовился вытащить из-за пояса пистолет.
Бородач глянул на мои действия с насмешкой и с убедительностью страхового агента заявил:
— Ты бы, человече, не трогал пистоль. Вертай обратно. Чай, из нее и убиться можно. Ты мне ее лучше отдай, у меня сохранней будет.
— А если я тебе из нее башку продырявлю? — спросил я, не слезая с коня.
Вместо бородача ответило ружье из кустов. Пуля едва не задела мне ухо. Я невольно подпрыгнул в седле, а разбойник довольно засмеялся:
— Чай, не лаптем щи хлебаем. Такую ижицу пропишем, пожалеешь, что мамка с папкой на свет белый родили.
Я оглянулся, пытаясь рассмотреть, где засели другие разбойники, почему-то не спешившие принимать участия в «деловом» разговоре, но никого не разглядел. Хорошо спрятались, сволочи. Хотя кругом так заросло, что целый полк заныкать можно. Лучше естественной маскировки ничего не придумаешь.
Глупо, конечно, получилось. Нет слов. И угораздило же попасть в банальнейшую засаду, устроенную местными робингудами. Ведь на каждом постоялом дворе предупреждали, что пошаливают на дорогах, не гнушаются ничем. Отморозков всяких полным-полно на любой выбор — и профессионалы, и любители.
Приперла мужика жизнь, взял рогатину — и на большую дорогу экспроприировать экспроприаторов, а компания веселая всегда найдется.
Другой вариант — дезертиры. Их в округе больше, чем комаров на болоте. Мало кому нравится солдатская доля: муштра, побои, голод, да и война идет, по сути, непрекращающаяся — то со шведами, то с татарами. Один стерпит, а второй от постылой безнадеги в леса подастся: до вольного Дона далеко слишком, заставы не дремлют. Пока до казаков доберешься, раз десять поймают, в кандалы закуют. А лес — вот он, рукой подать.
Еще с Сибири бегут, воры-каторжники — без носов, с выдранными ушами, с клеймами на лбу. Эти считаются самыми отмороженными, терять им нечего. Без проблем атакуют что обоз купеческий, что карету дворянскую, а ведь ни купцы, ни дворяне без вооруженной охраны и шагу не сделают, потому что привычны к такому раскладу. Драгун наш, тот вообще в одиночку ехать не хотел — побоялся. Потому и обрадовался, когда узнал, что мы в Псков собираемся.
И как вести себя в этой ситуации — неизвестно. Рискнем, поднимем пальбу — кто ж знает, сколько в кустах засело «охотничков» с ружьями, перестреляют нас как куропаток. Перещелкают, словно в тире. Понятно, что, умирая, на тот свет кого-то да прихватим. Но только это и будет единственным утешением. Задание Ушакова не выполним, про миссию, оговоренную Кириллом Романовичем, тем более можно не заикаться. Плохой расклад получается.
А в душе вполне естественный страх: жить-то охота, молодым умирать не хочется. И слабая надежда, что сумеем договориться, отделаемся небольшим выкупом и продолжим путь дальше. Вряд ли разбойники собираются нас прикончить, уж на что мой родной век — двадцать первый — паршивый, все же и там далеко не каждая бандитская рожа грех убийства на душу берет. А ведь в практичности современникам не откажешь, если уж начнут убирать свидетелей и заметать хвосты, так вплоть до следователей по данному делу.
— Ты, вертоголов, заканчивай, по ваши души зарядов у нас хватит, — разозлился бородач. — А ежели за главного тута, молодцам своим скажи, чтобы без шуток. Следующий раз пульнем в любого на выбор.
Я посмотрел на товарищей по несчастью. Чижиков и Михайлов выглядели невозмутимыми, рискну предположить, что не первое в их богатой биографии ограбление. За оружие не хватались, выжидали. Карл бросал беспомощные взгляды то в мою сторону, то на бородача, то в заросли, откуда прозвучал выстрел. Он явно не понимал, что ему предпринять, и всецело полагался на меня. Спасибо за доверие, кузен, но я сам в полной прострации.
Михай как был, так и остался отстраненным. Не знаю, где витали его мысли. Наверное, где-то далеко отсюда… В далекой-далекой галактике… Или в другом измерении. Веяло от него фатализмом в духе дзен-буддизма. Нет, у парня явно мозги набекрень пошли. По-хорошему, ему надо хватать Ядвигу под мышки и на курорт, нежиться под солнышком, пить «боржоми» или что там вместо него, приводить нервы в порядок. А самое страшное — всеми фибрами чувствую, что добром это не кончится.
С ним как на пороховой бочке — не знаешь, когда рванет. Было бы плевать на парня — спокойно отошел бы в сторонку и не вмешивался бы, но я не могу так поступить — это мой человек, мой подчиненный, возможно, даже друг, хоть и не хочется разбрасываться такими терминами.
