Могильный Алхимик - София Никодимова
Он фыркнул.
– Ну попробуй. Она зарунирована, и что бы с ней ни сделали, все равно возвращается.
– Кто она? – Фел встряхнул Айси и крепче прижал к себе. Ее тревожило, как учащенно бьется его сердце.
– А ты еще не знаешь о Книге Побед? – Лунас с интригующей улыбкой покачал головой. – Ее создали братья Камилья́тти, соревнуясь с другими шамадорцами в любовных похождениях. Охмуряешь девушку, приносишь паутинки в доказательство, и получаешь баллы. Больше побед – выше рейтинг. С помощью секретной руны его можно увидеть в сети Ареты, как и сами паутинки.
– Ты собирался наши паутинки еще и в сеть слить? Извращенец!
– Погоди, – Фел от удивления подался вперед, и Айси ощутила кожей его щеку. – Ваши?! – Он отпустил ее. – Да ты охренел! – Он толкнул Лунаса в плечо, и тот отступил. – Это из-за Лиар? Ты же знаешь, что я ее и пальцем не тронул!
– Горогон дери, да хорош сочинять! – Лунас раздраженно закатил глаза. – Не спал я с Айси! И сливать ничего не хотел. Все претензии к Книге Побед. Она сама выбирает хозяина и заставляет вести рейтинг, пока не кончится последняя страница.
– Мне тебя еще и пожалеть, урод? – огрызнулась Айси, снова рванув вперед, чтобы расквасить ему лицо. Фел схватил ее за предплечье. – А следить за нами и снимать все тоже она заставила?
– О, боги, хватит наезжать! Я даже не был на том пляже! И я не виноват, что Скара приревновала Нейрана и решила отыграться.
– Скара?
– Да, это она притащила свою аранию. А Книге без разницы, кто принес доказательства. Нэмет дурак, лучше бы ее отблагодарил.
– А Нэмет тут при чем? – Фел ошарашенно отпустил руку Айси и посмотрел ей прямо в глаза.
Его взгляд ударился о ее самообладание, словно камень, оставляющий на воде расходящиеся круги. Горло свело спазмом, и она едва сумела выдавить:
– Фел, я… между нами ничего больше нет.
– Ничего больше?
Повисла неуютная тишина. Айси могла поклясться, что расслышала, как треснуло его сердце. Она в агонии подбирала извинения, не зная, как оправдаться и объясниться. Стыд перед Фелом заполнил все ее сознание.
Она начала мысленно считать до десяти. Когда дошла до пяти, ей перестало казаться, что она сейчас задохнется. Восемь – слезы больше не затуманивали ей глаза. Десять – спокойный вздох. Но в обоих мирах не существовало такого числа, досчитав до которого она залатала бы брешь в своей душе.
– Ладно, с вами весело, конечно, но мне пора. – Лунас достал паутинку. – Если тебя это утешит, забирай. Арания успела соткать одну. Мне она не нужна, не стал вносить в Книгу, пусть Нэмет и дальше сидит в лузерах.
Он сунул ей под нос золотистую паутинку, похожую на маленький ловец снов. Айсин с сомнением посмотрела на изображение, где Лунас нагнулся поцеловать Эль.
– Это еще что?
Он глянул на паутинку и расплылся в озорной улыбке:
– Упс! Ошибочка вышла.
Лунас убрал ее и вытащил другую – на ней двое застыли на берегу океана в порыве неукротимой страсти: девушка с распущенными волосами и юноша, обнимающий ее сзади и едва касающийся губами ее шеи. Лиц не было видно, так как они стояли спиной к арании, но Айси легко узнала себя и Нейрана. Убедившись, что достал нужное изображение, Лунас отдал его Айси.
– И да, я вообще-то пришел отдать это. – Он указал на сумку на столе. – Уголек забыла. Проявите уже все картинки, а то она этого не сделает, пока жареная цапля в задницу не клюнет. Больше я эту теллейскую рухлядь чинить не буду.
Оставив фразу без дальнейших пояснений, он направился к лестнице, пренебрежительно бросив через плечо:
– А веник не от меня, а от твоего ухажера…
– Стой! Эль была с тобой на Веремее? – опомнилась Айси.
– Ага, пока не ушла с дедом, – не оглядываясь, проворчал Лунас, поднимаясь по ступеням.
– Каким дедом?
– Своим. Кинулась к нему в объятия и бросила меня…
– Но Сирнеус говорил, что Виктор мертв. А теперь Эль пропала…
– Не мои проблемы.
– Лунас, ты эгоист!
– И горжусь этим! – Он обернулся с обаятельной улыбкой, и Лиар чуть не налетела на него. Бледная, с раскрасневшимися, заплаканными глазами она сейчас больше походила на вампира, чем на человека.
– Ребят… вы уже слышали? – пролепетала она. – Про Таллику…
– Что с ней? – с тревогой спросил Лунас.
– Тебе лучше сходить в госпиталь. Прямо сейчас.
* * *
Разглядывая цветы, Феликс с трудом вспомнил, что еще сегодня утром почти достиг счастья. Причины его провалов в памяти выяснились, Осколок Сирнеуса Незмана, по словам Лиар, не появлялся всю ночь, и Фел, наконец, выспался впервые за долгое время. Продрав глаза с первыми лучами солнца, он почувствовал себя отдохнувшим.
Вермон, вырубившийся посреди ночи за созданием лекарства, наутро тоже был полон сил и в одиночку продолжил опыты, отпустив их проветриться. Лиар поспешила на поиски Лунаса, а Феликс, полный вдохновения, отправился в единственное место, которое считал «своим», – в архивный зал библиотеки.
А сейчас даже память об этом счастье казалась ему вылинявшей, как старый изъеденный молью ковер. Фел, будто отправленный в нокаут боксер, долгое время просто сидел, смотрел в пространство и пытался проглотить горькую пилюлю, не оплевав все вокруг.
Новость о том, что Айси связалась с ублюдком Нэметом была возмутительной. Он ощутил себя булькающим котлом, который того и гляди зашкварчит по раскаленным стенкам и хлынет в стороны, ошпаривая тех, кто неосмотрительно окажется рядом. Он и хотел в первую секунду взорваться и высказать свое негодование, бросить ей в лицо гадостей пообиднее, чтобы ей стало так же больно. Фел даже открыл рот, но вовремя набрал в глотку воображаемой воды. Стиснул губы, скрипнул зубами и сердито мотнул головой, будто норовистый жеребец, собирающийся выдрать повод из крепкой руки всадника. И пока он боролся с собой, выкипал вместе со своей ревностью, слышал, будто в отдалении, как Айси и Лунас перебрасывались упреками.
Однако Фел сконцентрировался на чувствах и видел только свои пальцы, стиснувшие до побелевших костяшек поднятый букет с поникшими подснежниками. Он разглядывал эмедесы и боялся выпустить их из рук, будто обманутый муж – любовную записку, доказывающую вину жены. Он вцепился в стебельки цветов с такой силой, что они едва слышимо захрустели. Сердце его стучало чаще, а в голову пробивались странные картины, написанные чем-то ярким и горячим, как и чувство, что он испытывал к ней. Фел сравнивал себя с Нэметом и с подбитым самолюбием отмечал, что
