Дикий, дикий Запад - Екатерина Лесина
– В каком смысле?
– Ходила такая студенческая байка. – Почему-то именно сейчас, должно быть из-за треклятых этих песков, говорить о подобных вещах было легко. – Правда, уже не уверен, байка ли. Что нестабильные маги опасны.
Милисента помрачнела.
– Сила влияет на рассудок. Не знаю, может… – Чарльз накрыл рукой камень. – Может, прав был Сассекс и разгадка в том, как формируется мозг? Главное, что Сила влияет на рассудок. Это основа основ. Существует даже теория, что у женщин Дар не развивается именно потому, что они более разумны и сдержанны от природы. Вот сама их суть и противится магии. Мне это кажется несколько упрощенным, но что-то в этом есть. Так вот, нечасто, но бывает такое, что Дар, открываясь, губит своего хозяина.
– Ты же говорил другое! – возмутилась Милисента. – Что магия хозяину не навредит.
– А она и не вредит.
– Не понимаю.
– Тут… наверное, проще с примерами. В учебнике, помню, описывали случай, когда мальчик, только-только открывший в себе Дар, решил, что может летать. Мысль эта настолько его захватила, что он оказался не способен удержаться и не попробовать. Сперва он спрыгнул с подоконника, потом с крыши родительского дома. Отделался переломом обеих ног и угодил в лечебницу, сперва обычную, а после для душевнобольных, ибо оказалось, что никто не в состоянии его переубедить. Он бредил мыслью о полете, не желая говорить ни о чем, кроме того, что превратился в птицу. Другой ребенок решил, что его родители – вовсе не те, кто его воспитал. И что он похищен у настоящих, найти которых сможет, только избавившись от нынешних.
Чарльз прикусил язык.
Проклятье, об этом точно говорить не следовало. Он вспомнил, сколько шуму наделало это убийство. В парламенте вновь заговорили об ограничительном эдикте, обязательных проверках на одаренность и психиатрических экспертизах магов.
– Короче, они свихнулись, – подвела итог Милисента, явно не собираясь ни ужасаться, ни в обморок падать.
– Именно. – Чарльз выдохнул с некоторым облегчением. – Дар у них был. И яркий, выраженный, но разум подвел.
– И остров таких, скорбных разумом, помогает выявить? – Она поежилась.
И Чарльз ощутил, как накатывает знакомая волна.
– Дай руку. – Он протянул свою, и Милисента молча вложила пальцы. – Закрой глаза. Представь, что тебя окружает стена.
– Эдди запретил магию.
– Направленную наружу. Эта же, напротив, отсечет нас от внешнего воздействия.
Она пыталась, Чарльз видел. Но щиты, тем более под давлением, требуют не только сосредоточенности, но и отличного контроля.
– Сядь рядом со мной. Пожалуйста.
И вновь Милисента молча пересела. Она оказалась вдруг так близко, что Чарльз невольно смутился. И тотчас обругал себя: не сейчас. Что-то подсказывало, что та, первая волна, прошедшаяся по сердцу будто наждачкой, лишь начало.
А могли бы предупредить.
И, словно отзываясь на мысли его, поезд загудел. А гудок сменился протяжным предупредительным криком:
– Внимание! Темная буря на пути! Внимание…
Что-то снаружи заскрежетало, и, отсекая остатки солнечного света, стекла накрыло стальными щитами. Чарльз вздохнул с облегчением. Если поезд и вправду ходит по этим пескам, то местные в курсе всех опасностей. А следовательно, знают, как от них защититься.
Определенно.
– Где Эдди? – Милисента вскочила.
– Сядь. Он не маленький. Побережется. А я должен позаботиться о тебе. И себе. Маги куда более чувствительны к темным эманациям, чем обычные люди.
Чарльз старался говорить громко и спокойно.
– Дыши. Давай, вдох и выдох.
– Я не собираюсь вешаться! – возмутилась Милисента и попыталась руку отобрать. Но Чарльз не позволил.
– Это пока. Прошла лишь первая волна, но что-то подсказывает, что она не последняя.
Вновь раздался гудок, и тот же хриплый голос, почти мешаясь с воем ветра, объявил:
– Внимание! Рекомендуем активировать защитные амулеты. Внимание! Возможны ментальные пробои!
– А это что за хрень?
– Скоро поймешь. – Чарльз шкурой ощущал приближение новой волны. Пока далекая, она жила где-то там, в пустыне, которая возникла… проклятье, не сама же собою возникла. Подобные места никогда не возникают сами по себе.
Сюда пришла смерть.
И осталась.
Обжилась.
– Оно… оно плачет! – Милисента вскочила, но тотчас села. – Я не хочу это слышать!
Плачет. И стонет. Говорит тоненьким голоском, будто возит ногтями по стеклу. Стекло закрыто, что просто-таки не может не радовать, но ментальный пробой накрывает поезд.
Или только их вагону так повезло?
– Дыши. – Чарльз притянул девушку к себе. – Дыши и думай только о том, как дышишь.
Она икнула.
– Вдох. И выдох. И снова вдох. Выдох.
Оно просилось внутрь. Умоляло впустить. Жаловалось на холод снаружи и тоску, которой делилось щедро. Оно вытянуло все то хорошее, что было у Чарльза, оставив лишь чувство собственной неполноценности. И выставленный щит не помог.
Этот щит был сродни хрупкой скорлупе, по которой уже побежали трещины.
Тронь и осыплется.
Не трогай, но все одно осыплется, облетит сухой пылью. Так что немного осталось.
Милисента, кажется, заплакала. И слезы ее заставили очнуться.
– Проклятье… – Чарльз прижал к себе девушку сильнее, так сильно, как мог. И ощущение живого тела рядом, тепло его, стук сердца, отрезвили.
Нет уж.
Он маг, в конце концов.
Дипломированный.
И способный удержать щит Эрмаха. Даже при том, что в прошлой жизни его и создать-то не всегда получалось. Но теперь…
– Поделишься Силой? – спросил Чарльз шепотом.
Собственная казалась тяжелой, тягучей, как сироп на морозе. И он с трудом удерживал концентрацию. Но надо.
Он должен.
Он военный. И вообще… Если он умрет, то… Августа вернется домой. К маменьке. И они будут жить вдвоем. Недолго. Кто бы ни стоял за этой историей, Бишопы ли, маменькина ли родня, или все вместе, живая маменька им не нужна, как и Августа.
Поэтому Чарльз должен выдержать.
И у него получилось.
Тогда, на экзамене, он матерился про себя, ибо из всех щитов достался именно этот. А теперь… теперь знакомое плетение разворачивалось, отсекая ментальный шепот.
Вот так.
Стабилизировать.
Оставить питающие потоки, которые позволят удержать щит малой силой. И прислушаться к тому, что происходит. А вокруг явно что-то творилось.
Сперва вагон содрогнулся, а потом… Кажется, поезд пошел быстрее, что вполне логично. Защита или нет, а из бури требовалось выбраться. Вагон раскачивался и скрипел, и появилось опасение, что он просто-напросто сейчас завалится на бок.
А следом и весь поезд.
И они окажутся под обломками.
Чарльз заставил себя успокоиться. Это остаточные эманации.
– Ты как? – тихо поинтересовался он. Лицо Милисенты скрывалось в темноте, но дыхание ее выровнялось.
– Какая же дрянь эти ваши ментальные пробои, – проворчала она едва слышно. И руку не отняла. Уже можно отпустить, да не хочется.
Совершенно.
– Еще какая. – Чарльз позволил себе улыбнуться.
И удивился тому, что в принципе способен
