Собиратель Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

Теперь на холм взошел я.

– Многие из вас знают или слышали, что еще прошлой осенью в Крыле был принят новый Закон Крови. Змей явил свою волю: отныне он сам решает, забирать ли жизнь у того, кто принял обет жертвы. Сколько ему жить, как часто дарить жар крови богу, питать его силой. Здесь, в Излучном, уже не раз проводился новый обряд. Первыми обет приняли те, кто поднял вооруженную руку на моих воинов.

Я сделал паузу. Толпа притихла.

– И сегодня всё повторится. Сегодня те, кто поднял оружие на моих людей, кто попрал свободу нашей земли – вернут долг. Они отдадут силу крови Змею. Но Змей заранее отмерил им полную чашу! Никто из них не сойдет с алтаря живым! Никто! Ибо прогневался Змей! Ибо требует наказания за страдания своего народа! Все пленники отдадут свою кровь и жизнь! Все они будут лишены благопристойного обряда! Тела их сожрут рыбы, а души их никогда не воссоединятся с предками! Дети и внуки не принесут им жертв, не утолят их бесконечного голода! И так будет с каждым, кто придет с войной на четланскую землю!!!

Толпа заволновалась. Гомон был противоречивый: кто-то охал, кто-то кричал восторженно. Конечно, индейцы далеко не ангелы. Лить кровь во славу богов – это нормальная практика для них. Как для некоторых регулярно поедать в храмах плоть и кровь своего бога, например. Наоборот, кровь это прекрасно! Кровь это главный источник силы в плотском мире. И дарить её богам – в высшей степени благородно и благочестиво.

И всё же, смерть – это всегда смерть, а убийство – это всегда убийство. И на четланской земле еще никогда не было столь обильных кровавых жертвоприношений. Многие этому слегка ужаснулись. Ужаснулся и я, когда Шаманыш утром обратился ко мне с таким предложением. Хотелось сразу отвергнуть… Но циничные липкие мысли проросли в моей голове: а что мне делать с этой полусотней людей? Чем мне кормить их, в конце концов, когда даже своим еды не хватает? И не начнут ли мои воины снова пробавляться людоедством, имея под боком такие запасы мяса? Нет уж! Лучше скормить тела рыбам.

И нам нужен был финальный жест в этой войне. Кровавая жестокая точка, которая окончательно утвердит нашу победу на этой земле. А еще даст понять и своим, и чужим, что у нас нет пути назад.

Я согласился. Только лишь заявил Красному Хохолку, что сам резать людей не буду. Поэтому, закончив свою речь, я спустился с холма, на который золотые уже волокли первого пленника. Вскоре над долиной Великой понесся жуткий крик боли, провозглашая нашу победу.

Часть III. Хвост змеи

Глава 29. На вес золота

– Надо идти на Черное Урочище! Надо выпустить кишки гадине Ицкагани! – Глыба стукнул кулаком по своей ляжке так сильно, что все невольно вздрогнули.

«И не жалеет же себя», – охнул я. И зашел издалека:

– Сколько у тебя людей осталось в воинстве?

– Четыре двадцатки! Неполные…

– А сколько среди них, тех, кто был еще до войны?

– Шестьдесят два человека.

– А у Черных ситуация еще хуже. Опытных всего тридцать четыре осталось. И то, среди них почти две пятерки ранены. Ты уверен, что мы осилим Черное Урочище? Там ведь живет с десяток родов!

– Да неужели же они пойдут за Ицкагани? – возмутился кто-то из двадцатников.

– Если бы мы в силе были, то не пошли. А сейчас – кто знает? Если послушаются Ицкагани, если соберут ополчение – драться ведь придется. А это значит, что мы окончательно врагами станем.

– Они толком воевать не могут, – вставил свои пять копеек Брат Гнева. – Каждый наш их пятерки стоит!

Все участники военного совета согласно забурчали.

– Может быть, – покачал я головой. – Может быть, у нас хватит сил на победу. Но вы же не надеетесь, что она нам легко дастся? Будут новые раненые и убитые. Сколько нас останется в Излучном после новой битвы? Сотня? А под боком будет побежденный враг. Зачем нужна победа, если мы в итоге без воинов останемся?

Нет, нельзя нам воевать с Черным Урочищем. Нельзя воевать со своим народом. Враг только Ицкагани. Нужно как-то сойтись с тамошними вождями родов, убедить их присоединиться ко мне, признать законную власть. И я этим займусь, когда решим самые неотложные дела. Да и не лукавил я насчет войска. Нет у нас людей для похода. Даже куитлатеки уехали.

Это случилось вчера, и я до сих пор вспоминаю этот момент со стыдом. Через два дня после последнего сражения к рынку приплыл фальшивый торговый караван Цитлалли. Девушка со своими честно несколько дней отсиделась где-то в низовьях, а потом направилась назад, проверить: что да как в Излучном.

А в Излучном вовсю шел «субботник». Часть золотых убиралась в Аграбе, часть – сносила к чертям собачьим дом Носача (я грозился? я исполняю свои угрозы!). Половина черных потихоньку насыпала курган над воинской могилой, а оставшиеся вместе с немногими штатскими восстанавливали рынок. Он нам нужен был в первую очередь – только торговля поможет ликвидировать военное разорение. Так что здесь работами руководил я лично.

– Сухая Рука! – звонкий крик раздался с реки, и я радостно вздрогнул.

Мне, конечно, доложили о приближающихся лодках, но сказали, что их всего несколько штук – я и не парился. И даже думать забыл, что где-то там, на реке рассекает волну караван Звезды. Столько всего случилось.

Лодка лихо зарылась в гальку, девушка ловко, с непередаваемой грацией соскочила на берег и побежала (побежала!) ко мне. Я оторвался от работ, повернулся к ней, поедая восторженным взором ее ладную крепкую фигуру, полную здоровья и молодости. Но главное вовсе даже не фигура.

Глаза. Цитлалли увидела, что на берегу находятся мои четлане, поняла, что задумка наша удалась в полной мере. Что я победил и прогнал прочь рыбоедов-мичуаке! И в глазах ее горел восторг, светилось восхищение победителем. Именно то, чего мне раньше так не хватало в ее глазах. Я видел в них свое отражение – сильный, смелый вождь, вождь-победитель – и гордость невольно распирала мою грудь. Как же было приятно смотреть в эти глаза!

– Ты смог, Сухая Рука! – радостно крикнула девушка. – Вернее, владыка…

Цитлалли поклонилась в паре шагов от меня, затем стрельнула в меня хитрым взглядом и вдруг в один прыжок прильнула ко мне, обняв! Я же замер, одеревенев и не решаясь даже опустить руку на ее смуглые плечи.

Потому что менее чем в двадцати шагах от меня стояла Ночка. Стояла, смотрела на нас со Звездой. И какие-то веревки безжизненно вывалились из ее рук и упали в густую траву.

Боже ж мой! Как же это было глупо! Глупо и неловко! Просто будь у меня хоть немного времени, чтобы обдумать всё… Взвесить… Я бы не стоял тупым истуканом! Не трясся от мысли, на какую из двух мин наступить!

Конечно, я не слепец. Я слушал свое сердце, которое неровно отзывалось на двух женщин. Видел, что и они проявляют ко мне интерес. Такие разные – мягкая, домашняя Ночка и яркая, напористая Звезда – они и меня видели по-разному. «Прынцесса» Ийохали смотрела на меня как на владыку, заботливого, сильного, надежного. А куитлатекская купчиха Цитлалли искала и нашла во мне мужчину. Не сразу, но, постепенно узнавая, разглядела во мне победителя… даже героя. Конечно, это определенная иллюзия (как и «надежный владыка»), но именно таким я был в их глазах, и…

Черт побери, обе эти иллюзии были мне приятны! Я хотел, чтобы продолжались обе! И был совершенно не готов к ситуации выбора, которая возникла так внезапно. Комедия положений, честное слово.

Отстрани я Звезду решительно – то обрел бы «прынцессу». Наоборот, стиснув гостью в объятьях – завоевал бы сердце куитлатекской красавицы. Я же так боялся потерять обе возможности, что лишился обеих.

Глаза Ночки стали самой ночью: мрачной и беспросветной. Цитлалли же, почувствовав, как я одеревенел от ее объятий, недоуменно отстранилась. Быстро проследила мой взгляд, заметила «соперницу» и, всё «поняв», отшагнула назад. Ух, каким льдом наполнились ее глаза! Я даже поежился.