Прощание славянки (СИ) - Староверова Евгения

— Ты… — подскочил к нему Никита, — почему один? Где твои?..

— Не нашел, — тяжело, будто через силу, ответил Назар. — Слишком долго копил деньги… А как без денег? Как приехал, не успел — они пропали. Прости, я не смог по телефону…

— Они умерли? Ой, извини… — пролепетала Лида.

— Они пропали… И все пропали. В нашем селении теперь живут другие люди. Мечеть снесли, дома на свой лад переделали. Из старых соседей я никого не нашел… могил не нашел. Когда пытался расспрашивать, говорят, что я все напутал, что никого и не было.

— Ты в полицию обращался? — наивно спросила Лидия.

— Не дури, — одернул ее Никита. — И хорошо, что не обращался, а то, неровен час, сам бы ног не унес.

За деланной рассудительностью Никита пытался скрыть растерянность. Что он мог сказать? В своей молодой жизни ему еще не довелось узнать, что такое горе.

— А это что? — Назар ткнул пальцем в тюки, которые Никита все время таскал в руках.

— Дубленки… Для твоих. Я же не знал.

— Теперь не нужно.

— Сейчас поедем ко мне домой, — деловито произнес Никита. — Отогреешься, отдохнешь, приведешь себя в порядок. А уж там…

Лидия могла понять Назара как никто другой, но не могла утешить. Бывают моменты, когда невозможно встать между человеком и его горем. Она ощутила минутный порыв обнять бедолагу, как-то поддержать, но не сделала этого. Его религия не одобряет подобных вольностей, Назар может не так истолковать.

— Если я забуду, — пробормотала Лида почти бессознательно, — пусть отсохнет моя правая рука.

— Нет, правая рука никак нельзя, — рассудительно заметил Назар. — Я ведь уже дом в деревне купил. Не по душе мне на реке, мне на земле работать привычнее. Я и по строительству могу. Так что мне обе руки понадобятся.

— Внимание! Начинается посадка на автобус, следующий рейсом Красноярск — Енисейск, — прервал разговор старых товарищей синтетический голос.

— Ты Бена еще увидишь? — заторопился Назар. — Передай ему на память, — и он сунул в руку Лидии продолговатый, завернутый в тряпку предмет.

— Удачи, — ответила она, прощаясь. — Кто знает, может, еще и свидимся.

*****

Лидия провела долгие шесть часов в тесноте и духоте автобуса. Но она не скучала, она отдыхала. Жизнь в учебном центре оказалась очень трудной, и она была рада возможности расслабиться и просто ничего не делать. Эх, кабы не горькие вести от Назара… Но вот уже автобус подкатил к конечной точке Енисейского тракта — древнему Енисейску.

С первых дней января городских обывателей тревожили странные, труднообъяснимые события, подобных которым не помнили и старожилы. Каждый Божий день, редко — через день, в Енисейск въезжали невиданные здесь вездеходы, грузовики на гусеничном ходу, тягачи, впряженные в огромные сани, поставленные на полозья цистерны или жилые вагончики-балки с попыхивающими трубами. Они старались двигаться осторожно, в обход центральных улиц, и скрывались за воротами расположенной неподалеку воинской части.

Но не одни только эти события тревожили сонную жизнь Енисейска. Несмотря на секретность, слухи о неведомом, вдруг в этом году обнаруженном городе, населенном, к тому же, чудным народом, будоражили воображение граждан Сибирской Республики. Однако, самого тревожного не знали и они: поздней осенью прошлого года часть жизненно важных припасов пришлось экстренно перебросить из Туруханска в Метрополию. Никакие возражения Кондитерского не подействовали, да и вообще, с прошлой осени многим стало понятно, что власть сурового атамана не безгранична ни во времени, ни в пространстве. И теперь уже два обитаемых мира, затерянных среди безмолвия Полярной ночи, нуждались в экстренной помощи. Метрополия перешла в режим максимального энергосбережения. Не работали пассажирские конвейеры и половина лифтов, и существам приходилось топать от дома до работы многие километры по полутемным коридорам. В Туруханске свет и вовсе давали по часам, часть населения эвакуировали на большую землю. Декабрь прошел в тревожном ожидании, наступили Святки, и тут, наконец, гидрологи дали отмашку — можно!

Каждый житель Енисейска да и всякий, кто разбирается в географии Сибири, знает Енисейск как город, где кончается дорога. Конечно, от него бегут к окрестным деревням проселки, но настоящей, магистральной трассы в северном направлении от Енисейска нет. Дальше либо по реке, либо по воздуху.

И именно в этот день, после полудня ворота части распахнулись, и оттуда выехал флагманский вездеход с развевающимся на флагштоке «попугайчиком». За ним след в след двинулась вереница цистерн, тягачей и балков. Они уходили, медленно и непреклонно, и это напугало горожан больше, чем единовременный проход через город целой боевой флотилии. Миновав пределы Енисейска, вся эта техника, выбрав подходящее местечко, выезжала на енисейский лед и двигалась вниз по реке. В паре километров от города они собирались вместе, чтобы ехать дальше единым санно-гусеничным поездом.

Торжественность момента была слегка подпорчена обычной реальностью российской жизни. Горожане, конечно, об этом не знали, но последний тягач в поезде должен был везти начальника экспедиции и приближенных к нему лиц. Должен-то он должен, но сейчас он неподвижно стоял на обочине, а его размотанная левая гусеница лежала на снегу как червяк. Четыре фигуры, закутанные в полушубки, возились вокруг нее, испуская при дыхании клубы пара.

— Да не видел я, как этот палец — блин! — выскочил! — зачем-то оправдывался механик-водитель, хотя никто его ни в чем не обвинял.

Тут парень обернулся и распознал девушку в неуклюжем существе, упакованном в теплые стеганые штаны и дубленый полушубок, капюшон которого был так плотно затянут, что оставлял на морозе лишь малое пространство носа и глаз.

— Ой, девушка, простите… — промямлил он и снова обернулся к командиру: — Вот, Максим Евгеньевич, проводим экстренный ремонт.

Тут уж все обернулись и увидели неслышно подошедшую Лидию. Рядом со своими сокурсниками Лидия смущалась и робела. Совсем молодые ребята, все лет на десять-двенадцать моложе нее, а уже сколько всего умеют. Так, должно быть, чувствовал себя Михайло Ломоносов среди малолетних школяров.

— Метла, а ты что здесь делаешь? Шеф вроде ясно сказал — девчонок не берем! Или для тебя опять сделали исключение?

— Успела! — бодро откликнулась Лидия, полностью игнорируя вопрос. — Хотели уехать не попрощавшись? Дудки!

— Привет, неугомонная! — ни Бен, ни Максим не удивились ее появлению. — Нашла-таки нас! А у нас тут палец из гусеницы, видите ли, выскочил. — Бен смешно спародировал интонации водителя-сквернослова.

Ее проводили в балок и напоили чаем. Она с интересом огляделась: небольшой мобильный домик был рассчитан на четверых человек, вдоль стен располагались узкие двухъярусные кровати, имелись и стол, и маленькая печка. Здесь царило ощущение тесноты и типично холостяцкого беспорядка. В течение многих дней экипажу санно-гусеничного поезда придется жить на колесах в бессчетной череде переходов и стоянок, во время которых нельзя глушить двигатели ни днем, ни ночью. Тут дверь балка приоткрылась, и в нее в окружении нимба клубящегося пара просунулась голова водителя.

— Максим Евгеньевич, мы с Гошкой решили, что вдвоем справимся. Но это часа полтора, не меньше… — и говорящая голова скрылась.

— Пойдемте, — позвала Лидия, — тут есть, что посмотреть. Пусть мороз… Зато есть время… Пойдемте!

*****

Не бывало еще такой заморочки, в которой смекалка не выручила бы нормального русского мужика. Купленную в Красноярске теплую дубленую куртку Бен сразу же оттюнинговал — проделав в ней небольшое отверстие, вставил в него мягкий полиуретановый дыхательный клапан, с помощью которого можно было дышать, не опасаясь простудиться даже на самом лютом морозе. Сквозь обод капюшона он продернул толстую проволоку, и теперь его вполне можно было ставить торчком. Если смотреть со спины, заметить подвох было невозможно, а когда Бен ходил, подавшись корпусом вперед — было трудно заметить и спереди.