Адский договор: Переиграть Петра 1 - Руслан Ряфатевич Агишев
— Значит, сахарком звали ее… Как интересно, — время от времени вставлял Дмитрий некоторые междометия, поддерживая разговор. Руки же его блуждали в свое удовольствие, исследуя волнующие формы прильнувшей к нему девушки. — Очень интересно.
Когда девушка начала запинаться и устало зевать, Дмитрий решил подыскать более спокойное место. У дворца, разграбление которого еще только набирало силу, продолжать знакомство было не самой хорошей идей.
Он подхватил девушку и, улыбнувшись ей, повел в сторону одного из домов, что стояли чуть в стороне от дворца. Небольшой, двухэтажный, он напоминал крохотный теремок узорчатой каменной резьбой, красивой деревянной дверью.
Стоявший у дверей воин с мешком барахла у ног хотел было его остановить. Пришлось грозно шикнуть на него, чтобы свалил прочь. Репутация страшного колдуна не подвела: воина, словно ветром сдуло, даже мешок с награбленным добром забыл взять.
— Здесь переночуем, а завтра что-нибудь придумаем, — кивнул он на небольшую комнату, в которой все было перевернуто вверх дном. — Все лучше, чем на улице сидеть.
Дмитрий стащил в кучу пару ковров и накидал сверху пышные пуховые подушки, среди которых тут же и устроился. Через некоторое время под бочок к нему прильнула и бывшая ханская наложница. Как кошка долго ворочалась, немного толкалась, словно искала место поудобнее. Наконец, успокоилась и тихо засопела.
— А тебе я нравлюсь? — вдруг тихо спросила она, когда он уже начал подремывать. Ее головка оказалась у него на груди, а зеленые глаза почти у его лица. — Я не уродина?
Покачал головой. Мол, конечно, не уродина. Не поверила, поэтому пришлось подтвердить свои слова.
… Утром Дмитрий проснулся от того, что замерз. Открыл глаза и обнаружил, что его очаровательная соседка стащила на себя все одеяло. С головой в него запуталась, один носик только остался наружу торчать.
Хмыкнув, парень осторожно поцеловал этот носик. Именно так кутаться в одеяло любила и его супруга. Замотается, ничего ему не оставит. Он же когда замерзал, осторожно дул ей на носик или целовал. При этом она смешно морщилась…
Медленно, чтобы ее не потревожить, парень выбрался из импровизированной постели. Быстро оделся и вышел на улицу, где остановил первого же попавшего воина.
— В этом доме спит моя женщина, — высокий бородач понимающе заулыбался во весь свой щербатый рот. Мол, понимаем, господин, и полностью поддерживаем. Сами мы тоже не монахи. — Стой здесь и жди, когда я вернусь. Если с ней что-то случиться, в жабу превращу, — лицо у воина мигом посерело. Слава о Дмитрие в войске такая ходила, что нельзя было не поверить в эту угрозу. Действительно, превратить в жабу и через задницу надует. А еще хуже, если все это сделает наоборот: сначала надует, а потом в жабу превратит. — После надую соломинкой через задницу и в колодец брошу.
Оставив часового у дверей дома, Дмитрий побежал к шатру командующего. Судя по всему, время его в этом мире подходило к концу. Задание Сатаны выполнено, а, значит, пора ему отправлять в свой мир.
— К боярину, — сделав каменное лицо, буркнул он страже у шатра. — Ну…
Внутри был полумрак, поэтому пришлось чуть постоять у входа. Ждал, пока глаза привыкнут.
— Чего встал, колдун? Проходи, вина себе налей. Хорошее вино, гишпанское. Не какая-нибудь кислая гадость, — в самой дальней части шатра в своем любимом кресле полулежал Голицын. Лицо у него почему-то было весьма хмурым, хоты явных причин для этого не наблюдалось. — За тебя хочу выпить, — он поднял кубок, салютуя им парню. — Хоть ты и колдун и не божьего племени, но виктория лишь благодаря тебе случилась. Если бы не твои дьявольские придумки, умылись бы мы здесь кровушкой, как пить дать. За тебя!
Он залпом выпил вино и отбросил кубок от себя.
— Кто-то прогневал тебя боярин? — не выдержал Дмитрий, не понимая причины плохого настроения Голицына. — Виктория, победа же. Ханская столица пала. Крымское ханство покорено. Все закончилось. Тебя теперь в Москве с триумфом встречать будут, как раньше римских императоров.
Голицын чуть шевельнулся, лежа в кресле. Повернул голову в его сторону, и кисло улыбнулся, словно никакой победы и не произошло.
— Ха-ха, — негромко и грустно рассмеялся он. Кажется, даже с издевкой рассмеялся. — В Москве нас скорее не с лавровым венком встречать будут, а с терновым. Вдобавок, еще пики с пушками приготовят.
Насколько Дмитрий понимал, говоря про терновый венок, Голицын намекал на мученскую смерть Иисуса Христа. А тут ему, вообще, стало ничего не понятно. Причем тут терновый венок? Какие к черту пики и пушки в Москве? Голицын же герой! Он Крымское ханство раздавил, самого хана поймал и на цепь посадил! За Голицына теперь во всех церквях должны Богу молиться и осанну петь. Ничего не понятно!
— Ну и рожа у тебя стала, колдун. Страшная и глупая, как смертный грех, — боярин вновь грустно рассмеялся, показывая на парня пальцем. — На, прочти лучше, коли грамотный. Узнаешь тогда, в чем грусть моя…
Он указал на небольшой столик, на котором одиноко лежал свернутый трубочкой пергамент с разломанной сургучной печатью.
— Пергамент… Письмо от… охренеть, — Дмитрий с трудом сдержался, чтобы не выдать во весь голос замысловатую словесную конструкцию. Письмо, оказалось, от самой государыни царевны Софьи. При этом содержание его явно было не для чужих глаз, а сугубо личным.
Пропитанное откровенным отчаянием, оно рассказывало о таком, что у парня начали медленно волосы на голове вставать. При чем это совсем не было таким словесным оборотом. Волосы вставали самым натуральным образом.
Царевна Софья, словно прощалась со своим любимым. Едва ли не каждое слово намекало на это «увидимся ли теперь», «я в полном отчаянии», «уж и не знаю, что теперь и делать», «будет ли судьба ко мне благосклонна», «прости меня за все, ясный мой свет», «будешь ли ты помнить обо мне».
— Ни хера себе, дела творятся. Блядский дом! — все-таки не выдержал парень. Больно уж за живое его взяло то, о чем писала царевна. — Они там совсем что ли оху…и⁈ Время другое найти не могли⁈
Государыня писала, что ее противники, Нарышкины, испугались победы Голицына. Мол, теперь, одержав победу над Крымским ханством он и сама царевна войдут в большую силу. Ее слава у простого люда станет еще большей. Стрельцы и полки нового строя за нее горой будут, как за победительницей. Наконец, церковь после победы над извечным русским
