Когда луна окрасится в алый - Анна Кей
– Слишком могуществен.
Йосинори напоследок крепче сжал руку Генко, а после обхватил Кусанаги, готовый вступить в бой. Остальные оммёдзи тоже обнажали свои клинки и призывали еще сикигами, но помимо этого в каждом человеке отчетливо слышались страх и отчаяние. Их учили сражаться с демонами, да, но не становиться живым щитом между ками и их противниками.
– Я займусь источником, надеюсь, ты права. – Йосинори взглянул на Генко, ища в выражении ее лица принятие или же несогласие с его решением. Она молчала, и только поджатые губы указывали на то, что ей не хотелось отпускать его далеко от себя.
– Мы с тобой.
К ним приблизились Аямэ и Тетсуя. С благодатью богини последний стал выглядеть немного старше и значительно более уверенным в собственных силах. Рассеченная губа почти зажила, из-под разодранного в клочья рукава косодэ виднелось исцапаранное когтями предплечье, но благословение Инари способствовало скорейшему заживлению ран – можно было не волноваться о нем.
Генко осмотрела их, все еще неуверенно хмурясь, но решение было необходимо принять как можно скорее.
– Вам нужно уходить сейчас, пока они не добрались сюда, – в итоге произнесла она, задержав взгляд на Йосинори. – Река берет начало в одной из пещер на юго-востоке, из подводного источника. Достаточно закрыть вход в пещеру, чтобы река хоть немного обмельчала, – и Озему потеряет свои силы.
Тревога пожирала сердце, пока Генко рассказывала, как добраться до истока, но она старалась не выказывать своего страха. Она участвовала не в одном сражении в прошлом, но ни разу – в столь огромном и всеохватывающем.
– Не стоит волноваться, мы вернемся, – заверил ее Йосинори, очевидно заметив состояние Генко.
Она могла только коротко и нервно рассмеяться, покачав головой. Слишком громкие слова. Давать клятву в таких сражениях было глупо, но какая-то наивная часть Генко вцепилась в нее когтями и клыками, надеясь на лучшее.
Коротким кивком попрощавшись, Йосинори с Аямэ и Тетсую направились в гору, широкой дугой обходя приближающихся врагов. Краем глаза Генко заметила, как напряженным взглядом Сора проводил своего ученика, но в итоге отпустил.
Аура ёкаев становилась все более удушающей, но сами они не спешили показываться на глаза, заставляя всех присутствующих дрожать от напряжения. Тошнотворный запах разложения и гниения становился все гуще и гуще, пока в итоге не поглотил всех. Ками упрямо распространяли собственную ки в бессмысленной надежде перебить возникшую вонь, но не выходило.
Темная пелена накрыла лес, настолько черная, что не было видно ни единого дерева. Казалось, что к ней можно прикоснуться, как к шелку, – она извивалась, колыхаясь на ветру, но не пропускала ни капли света. И из этого всепоглощающего мрака вышел мужчина.
Сначала никто не узнал Озему. Он словно стал шире в плечах, а нагината[83] в его руках подчеркивала высокий рост. Одеяние, подходящее скорее самураю, а не ками, алым пятном выделялось на фоне черноты, но приковывало к себе внимание лицо. Восковая бледность кожи сияла могильным светом. Это было не привычное божественное свечение, отливающее серебром или золотом, это было тяжелое сияние Ёми, которое Генко видела только один раз в жизни и надеялась никогда больше не увидеть.
– Что он с собой сделал? – Бьякко, оказавшаяся рядом с Генко, зашипела кошкой, напряженно и настороженно глядя на Озему. Сестра явно хотела убраться подальше, но долг обязывал стоять до последнего, защищая мир и свою госпожу.
– Генко. – Голос Озему разнесся по лесу рокотом речных порогов, перекрывая шум. – Ты обдумала мое предложение?
Ками, ёкаи, духи и люди – все как один обернулись к ней. Генко же зарычала, обнажив верхний ряд зубов. Прежде она никогда так не поступала, но теперь ясно высказала свою позицию, дав безмолвный ответ.
– Я искренне полагал, что ты умнее. – В голосе Озему слышались разочарование и усталость, будто он до последнего верил в благоразумие Генко. Как родитель, чей отпрыск только расстраивает, но и отказаться от него невозможно.
– Тогда ты совсем меня не знаешь.
– О нет, Генко, – протянул Озему, улыбаясь так, что холод пробежал по ее спине. – Я знаю тебя очень хорошо.
Нагината в его руках резко опустилась – и тьма за спиной ками реки распалась на две части, разрезанная оружием. Скрытые под пологом мрака демоны склабились, рычали, извивались и неотрывно смотрели на тех, кого считали своей добычей. Тысячи ёкаев и духов замерли, ожидая приказа, готовые ринуться в бой.
– Озему – мой! – заревел Сусаноо, выдвигаясь вперед, но Озему лишь покосился на старшего ками и небрежно ответил:
– Я буду сражаться только с Генко. Мне есть что с ней обсудить.
С его последним словом тьма хлынула вперед, сметая все на своем пути.
Демоны сносили деревья, устремившись на людей и небожителей. Несколько богов, примкнувших к Озему, улыбались так, словно были не ками, а порождениями Страны мертвых.
Сразу несколько мононоке набросились на Сусаноо. Их огромные скелетообразные тела нависали над богом, проводя атаку за атакой. Им помогали кидзё – из-за высокого роста мононоке атаковали сверху, демоницы же наносили удары снизу, и в итоге Сусаноо оказался в западне, окруженный со всех сторон. Будь он на Небесах, его ярость давно бы превратилась в сметающую все на своем пути бурю, способную разрушать города. Но в мире людей, скованный нерушимыми законами Небес, он мог лишь отражать удары, распространяя вокруг свою ауру, столь тяжелую и подавляющую, что она не давала людям дышать.
Инари с истинно лисьей гибкостью ускользала от окруживших ее дзикининки. Ее тэссэн – боевой веер разрушительной мощи – рассекал врагов, как самый острый клинок. Взгляд богини всегда перемещался на того, кто следующим замертво падал от ее удара.
За спиной ками серебристой вспышкой двигалась от духа к духу Бьякко. Юрэй и онрё пытались подобраться к Инари сзади, но каждый раз натыкались на когти Бьякко. Призраков было меньше, чем тех, кто ранее нападал на Генко, но Бьякко все равно не расслаблялась. Кто знает, не хлынет ли помощь к нападающим?
Остальные боги, кто сам, кто со своими помощниками, отбивались от собственных врагов. Их ауры и ки вспыхивали яркими кострами, когда они боролись с демонами. Они, санмэ-ядзура, онрё, нэкоматы, дзёрогумо, юки-онны, нуэ и даже каппа[84], прежде избегавшие сражений… ёкаев было так много, что они казались единственными живущими в мире существами.
Хуже всех приходилось людям. Сикигами, как их собственные, так и несколько оставленных Йосинори, защищали оммёдзи и каннуси, но под влиянием демонов и богов духи ослабевали. Подпитываемые духовной силой людей, они едва держались. Ки бессмертных слишком сильно подавляла человеческую, и из-за этого сражаться было еще сложнее.
Среди разверзнувшегося хаоса только Генко находилась в одиночестве. Противники огибали ее, как море – скалы, а напротив с легкой улыбкой на лице стоял Озему. Пока вокруг все сражались, он лишь наблюдал. Его спокойный, в какой-то мере даже равнодушный взгляд медленно скользил по побоищу, развернувшемуся в некогда тихом лесу, и только когда темные глаза видели ранение какого-либо бога, в них вспыхивало мрачное ликование.
Крик одного из младших ками на мгновение заставил битву замереть, но она быстро продолжилась. Генко намеревалась направиться на помощь пострадавшему, но дорогу ей преградили предатели. Ками плечом к плечу стояли перед кицунэ с умиротворенными, как у Будды, лицами. И в тот миг, когда она готова была пробиваться с боем, Озему сдвинулся с места.
Каждый его шаг был окутан такой тьмой, что она уничтожала все на расстоянии кэна[85] от места, где ступала нога Озему. Его глаза неотрывно следили за Генко, пока руки вращали нагинату с уверенностью, свойственной мастеру. Кицунэ смотрела на него в ответ, отмечая каждый шаг, который приближал к ней бога, но все равно Озему оказался перед ней слишком быстро.
– Ты и представить себе не можешь, как долго я шел к этому! Как долго длилось мое ожидание крошечного, малейшего шанса, чтобы доказать всем этим заносчивым богам, что они неправы! Как долго я ждал тебя! – едва слышно, практически шепотом, чувственным и страстным, произнес ками.
Генко на мгновение замерла, не ожидавшая такого начала разговора, но тут же поспешила увернуться от резкого выпада нагинатой. Острое лезвие оставило в земле глубокую борозду, но Озему этого словно не заметил. Он быстро развернулся в сторону ускользнувшей Генко, неотрывно глядя на нее
