Юрий Никитин - Артания
Небо снова стало красным, а темно-багровые сгустки туч неслись так же стремительно, как табуны огненных коней, грохотали, в их глубинах уже не искры вспыхивали, а постоянно блистал короткий огонь.
– Не нравится мне это, – сказал Олекса озабоченно.
– А мне нравится, – возразил Тур мощным голосом и привычно захохотал, широко разевал рот. – Навстречу звону топоров о чужие щиты и головы!
Перед ними внезапно возникла черная стена. Придон успел понять, что стена не возникла, а с огромной скоростью приблизилась, налетает, успел выкрикнуть:
– Буря!
Его подняло в воздух, завертело и швырнуло, как щепку. Он упал на твердое, прокатился, растопыренные руки тщетно пытались ухватиться за что-нибудь, пока пальцы не попали в щель. Он заорал от боли, поперхнулся. Рот до самых легких тут же забило пеплом и черным песком. Перед глазами вспыхнули искры, это шарахнуло головой, руку вывернуло, все же дотянулся и ухватился сразу двумя руками, висел, как над пропастью, а ветер выл, ревел, грохотал, визжал и снова грохотал. Потом Придон понял, что грохочет не ветер: совсем близко в землю ударило слепяще-белое небесное копье, зашипело, запахло рыбой, а черная плита мгновенно стала красной, щелкнула, лопаясь сразу в трех местах.
Молния давно погасла, а перед глазами стояла эта страшная картина, застывшая, будто навеки врезанная ему в мозг. В кромешной тьме слышался раздирающий уши свист, затем вой, грохот и страшный сухой треск. Со всех сторон обрушивались волны жара, ветер иссек кожу, а губы вывернуло так, что жгло огнем десны.
Он прижимался всем телом, цеплялся не только пальцами, засунув в трещину руки уже по локти, но и ребрами, коленями, всем существом. В черноте прыгали белые слепящие шары, шипели, как змеи, как брошенное в воду раскаленное железо. Иногда взрывались, и тогда он становился слепым, как курица в ночи. Шары лопались, лопались, земля горела, на него падали горящие брызги, и он кричал от ожогов.
Во рту стало солоно, но, когда попытался выплюнуть ком, ветер вбил в глотку мешок песка, раздув его, как стельную корову. Пальцы слабели, ураган медленно выдирал из расщелины Придон в страхе понимал, что это конец, сейчас со страшной силой швырнет о камни и расплющит, переломает все кости, от него останется только мокрое пятно, которое тут же высохнет…
Тишина обрушилась, как удар молота по голове. В ушах зазвенело, он потерял сознание, а когда очнулся, мир был тих, бесконечная плита блестит, словно вымытая ливнем, нигде ни единого смерча или даже жалкого смерчика, воздух чист и прозрачен, а на горизонте… зубчатые горы, которые до бури скрывались за призраками Пустыни.
Олексу заклинило между камней, что и спасло, хотя без сознания, но Придон вытащил, побрызгал из баклажки, Олекса вздрогнул и дико огляделся.
– А… буря?
– Какая буря? – спросил Придон. Олекса посмотрел затравленно:
– Черная!.. Страшная!
– Я ж говорил, не спи на ходу, – сказал Придон. – Пойдем искать Тура.
– А что он?
– Тоже мог… заснуть, – ответил Придон.
Тур лежал на черном камне лицом вниз, распластанный, как жаба. Из трещины в камне торчала потемневшая рукоять топора. Руки Тура были сомкнуты на рукояти, красные, распухшие, с содранной кожей.
Олекса с удивлением потрогал его носком сапога.
– В самом деле спит, – сказал он потрясенно. – Это что ж… мне в самом деле привиделось?
Тур вздрогнул и поднял голову. Придон и Олекса увидели лицо не просто красное, словно натертое кожей большой рыбы с острой чешуей, а сырое распухшее и кровоточащее мясо, на котором чудом уцелели глаза.
– И ему что-то привиделось, – сказал Олекса с лицемерным сочувствием. – Вон как его отделало во сне… Придон, что-то с ним можно сделать?
Придон достал баклажку, поболтал. Воды осталось всего на пару глотков.
– Сейчас узнаем, – ответил он с сомнением. – Если хватит…
Глава 19
Валуны и камни становились выше, попадались чаще. Вместо округлых глыб, похожих на шляпки грибов, высились настоящие каменные столбы. Придон улавливал очертания колонн, подобные держат свод дворца куявского тцара, но только подобные: эти впятеро шире, и даже с обломанными верхушками царапают острыми вершинами быстро бегущие тучи.
Каменная земля изломана трещинами. Из глубин поднимается перегретый воздух, Придон там во тьме замечал красное, словно смотрел в раскаленные угли горна. На дне разломов трещало, лопалось, наверх выстреливало злые синие дымки.
В ровной, как стол, бескрайней каменной плите, по которой шли, теперь часто попадались ямы. Придон всякий раз холодел, сжимался. Какая сила смогла выжечь, именно выжечь такие ямы, вон оплавленные края и застывшие брызги камня!
Часто их пытались остановить заросли кустов, которые Олекса называл железными. Во всяком случае, когда пробовали рубить, ветки отзывались звоном, а пока отрубили одну, затупили топоры. Кусты обычно обступали россыпи камней с острыми, словно бы свежими сколами. В блестящих гранях отражалось багровое небо, быстро летящие тучи, а когда мимо прошел Тур, Придон увидел грязное лохматое чудовище.
Каменные столбы, остатки древних дворцов, медленно переходили в беспорядочное нагромождение этих столбов, каменных плит, чудовищных глыб, на которых Придон иногда замечал фигуры полустертых зверей, искусно выбитые силуэты людей, но большинство оплавлено, разбито, расколото, перемешано так, что самые тяжелые глыбы фундамента оказывались наверху, как и обломки городских врат, Придон узнал эту каменную глыбу по двойному зазору для створок.
Снова тучи неслись так же стремительно и с тем же бешеным напором. Придону почудилось, что их стало еще больше, хотя и раньше занимали все небо. Демоны ревели и свистели между скал, отрывали мелкие камешки, расшатывали большие. Глаза слезились, он то и дело натыкался на отвесные скалы, вставшие торчком плиты, остатки колонн, чудовищные ступени, неведомой силой поставленные боком…
Все чаще слышался жуткий сухой треск, будто великан стучал скалами, добывая огонь. Это в недрах от страшного жара лопались камни, а здесь на поверхности с таким же звуком сталкивались тяжелые валуны.
Под ногами дрожало, вздрагивало. Далекий подземный гул теперь звучал мощно, грозно. Да и дрожь временами переходила в такие толчки, что все трое едва удерживались на ногах.
Словно в подтверждение, в подошвы ударило с такой силой, что пятки заныли. Одни такие толчки способны разрушить любой город. А здесь город весь из дворцов, видны колонны из мрамора, гранитные и мраморные ступени, массивные глыбы из городских стен, остатки акведуков… Если и было здесь что-то деревянное, то сгорело, не осталось и тряпок, только черные камни со следами яростного пожара, оплавленные медные трубки, слитки, в которых с трудом можно опознать бывшие кубки, дверные ручки, шлемы…
