Ученик колдуна - Александра Лисина
Правда, он не сразу сообразил, в чем дело. Слишком устал. Слишком долго карабкался, страшась, что малыши задохнутся. Поэтому, выбравшись на свободу, он первым делом облегченно вздохнул. Потом обессиленно рухнул. И только потом чутье заставило его повернуть голову, а при виде моей усмешки прошептать на чистейшем имперском:
– Пощади…
– Пхчи! – потряс головой спасенный им крохотный грифончик с безупречно белым оперением.
– Ы-ы-ы! – тут же, как по команде, заголосил крепенький, совершенно невредимый полугодовалый мальчишка.
– Пощади хотя бы их, – без особой надежды повторил мужчина, тщетно пытаясь подтянуться на руках. А когда не смог, то снова уронил голову и с бессильной злостью заскреб по камням некогда острыми когтями, которые сейчас были обломаны у основания.
Подумав, я подошел и, двумя руками подняв детей на уровень лица, без особого интереса их оглядел.
Грифончик тут же зашипел, пытаясь раскрыть свои детские крылышки и закрыть ими маленького человека. Пацан, наоборот, съежился и испуганно притих. Но было при этом в них нечто неуловимо похожее. То ли одинаково большие глаза с вытянутыми, как у кошек, глазами. То ли застывшее в них выражение испуга.
И почему я раньше об этом не подумал?
Быть может, если бы я сразу понял, на кого наткнулся, мне не пришлось бы здесь сегодня стоять?
– Я никого не убью, – наконец сообщил я отчаянно сжавшему кулаки отцу, который больше не делал попытки подняться на ноги. – Но и прежними вы уже не будете.
– Что это значит? – прошептал он, глядя на меня слезящимися глазами, а затем все же собрался с силами и выбрался из лаза, волоча за собой жутковато искалеченные ноги. – Что ты творишь?!
– Это не смертельно… В каком-то смысле, – понимающе кивнул я. – Вы ведь оборотни, верно? А эти двое – еще и братья?
Грифончик вдруг поднатужился, и на конце тощего хвостика у него без предупреждения выросло острое жало, которым он попытался меня ударить. Правда, не попал. Расстроился. Сердито засопел и, так же неожиданно, отрастил второй хвост, а затем и вытянутую, как у ящерицы, морду, которой так же настойчиво попробовал меня цапнуть. Одновременно с этим его тело покрылось прочной змеиной чешуей почему-то зеленого цвета. Крылья усохли. Мордочка вскоре расплылась, словно воск на солнце, и стала сначала кошачьей, потом вполне человеческой, вместо лап появились ручки-ножки, но потом у малыша закончились силы, и он с усталым вздохом обмяк, вернувшись к исходному облику.
Надо же, какой интересный экземпляр!.. Прямо настоящая химера, а не оборотень. И зачем ему, спрашивается, столько обличий?
– Необычные у вас способности, – заметил я, переведя взгляд на человеческого мальчишку. – Он тоже так умеет?
Обездвиженный, израненный и, судя по всему, парализованный ниже пояса отец угрюмо смолчал, но мне и не нужны были другие доказательства. Все, что нужно, я уже рассмотрел. После чего поднял необычного грифончика повыше и коротко, но мощно на него дунул.
Тот вздрогнул и жалобно запищал, когда из него выпорхнула, а затем бесследно растворилась в ночи очень важная, хоть и необязательная часть души. Второй малыш в это же самое время снова разревелся и потянулся к обиженному брату ручонками, но я не дал ему этого сделать. Напротив, поднес его поближе и шумно втянул воздух в себя, благодаря чему еще одна часть души, только совсем иная, покинула тело и навсегда изменила своего маленького хозяина.
– Да будет так, – сказал я, опустив детей обратно на землю. – Один из них больше никогда не станет человеком. Второй никогда не сможет обратиться в зверя.
– Нет!.. – в ужасе отшатнулся оборотень. – Ты этого не сделаешь!
– Уже сделал, – спокойно ответил я, щелчком призывая разгулявшуюся тьму. – Все твои сородичи тоже потеряли сегодня душу – кто звериную, а кто человеческую. Но тебя я не трону. Потому что хотя бы один из вас должен помнить и рассказать другим, кто и за что вас наказал.
Мужчина порывисто прижал к себе хныкающих детей.
– Кто ты?! Что ты такое?!
– Меня зовут Вильгельм. Я – тот, кто вас проклял.
– Мы тебя найдем! – прошептал он, уставившись на меня с лютой ненавистью. – Мы тебя уничтожим. Даю слово!
Я только усмехнулся.
– Вы уже пытались. И не смогли.
После чего я открыл портал и ушел, оставив искалеченного оборотня наедине с его болью, двумя заплаканными детьми, целым роем тревожных мыслей и тяжким грузом вины, которая будет преследовать его до самой смерти.
Глава 18
Когда уже под утро я вернулся в Даман, то первым же делом обошел наш дом и выяснил, что за три недели моего отсутствия с ним ничего не случилось. Правда, дверь, ведущая из подвала в подземные тоннели, оказалась выбита, но сделали это изнутри, а не снаружи.
Кто, кто?.. Да вот эта костлявая хулиганка, которая сейчас бесшумно следует за мной по пятам, то и дело требовательно тыкаясь носом в ладони, и которая, узнав, что я в беде, осмелилась нарушить прямой приказ, опрометью вылетела из дома, и поскольку появляться в городе я ей запретил, то помчалась прочь именно этим путем. Под землей. Наверняка снося по пути все углы и процарапав себе путь на свободу. И только потом, оказавшись за пределами города, полетела уже во всю свою мертвую прыть.
В принципе две с половиной недели – нормальный срок, за который существо, не нуждающееся ни в воде, ни в еде, ни в отдыхе, да еще мчась напрямик, вполне способно добраться до Норейских гор. Ни реки, ни болота, ни овраги для нее не препятствие. Она не утонет, не завязнет, не подвернет себе лапу и не остановится, встретив дикого зверя. Да и дороги ей не нужны.
Но вот что удивительно… Дом простоял открытым столько времени, почти на границе квартала Бедняков. Большой, пустой и соблазнительно доступный. Но внутри никто так и не побывал. Открытая настежь дверь не соблазнила ни воров, ни случайных гостей. Все вещи в доме оказались на месте. Никто и ничего здесь не тронул. Да и остатки храмового серебра, которое я не счел нужным куда-то спрятать, лежали на прежнем месте.
Приводя себя в порядок, я мысленно воздал должное честности наших соседей. Однако когда уже умытый и одетый я заглянул в спальню Нардиса, то на несколько мгновений замер.
Все здесь лежало так, как он оставил, собираясь со мной в горы. Аккуратно заправленная постель. Забытый на стуле
