Разбитая наковальня - Данила Ромах
Зубы зажмурился, готовый испустить дух. Господин положил ладонь на крысиную голову. Приятное тепло сходило с его кожи и грело душу грызуна. Покой пришёл, а дрожь ушла.
– Всё хорошо, друг мой. – Голос владыки был ласков и тих.
– Спасибо… – единственное, что мог сказать преисполненный Зубы.
Повелитель встал с трудом, с телом собственным знакомясь. Равновесие поймав, осмотрелся по сторонам, взглядом прошёлся по себе от пальцев ног до крепких плеч. Голову свою потрогал, губы, по рёбрам прошёлся пальцем. Сравнил строение своё с другими: сходилось разве что число глаз да конечностей, и то не со всеми.
– Кто я? – спросил владыка у зверей.
Дикая свита несколько удивилась вопросу.
– Вы – великий царь всего, что дышит, – сказала Лапа, чуть задрав нос. – Наше начало и наша гибель. Любовь преданных и ненависть жалких.
Повелитель молчал. Буря дум обрушилась на него. Сознание – наскоро сшитый холст, полный дыр и расходящихся при малейшем шорохе швов. Он застыл, бездыханный и немой. Лапе показалось, будто новорождённый царь умер. Она забоялась собственных мыслей.
– Вы помните, господин? – осторожно поинтересовался Зубы. – Помните ли, как двуногий одолел вас? Из племени гадких людишек! – он махнул лысым хвостом в сторону схваченного То Кана.
Повелитель вспомнил великую битву, продолжением которой он стал. Даже так он едва ли понимал свою природу. В поисках ответа он встретился взглядом со знахарем.
– Кто ты? – спросил повелитель пленника.
То Кан лишь бубнил что-то себе под нос. В совсем рухнувшем своём уме он старался найти ответы на беспокоящие вопросы. Зачем он доверился глупым зверям, что осколки великого бога спутали с плотью его же убийцы? Над каким законом мироздания он надругался, выпустив на свет это существо? Что станет с землями человеческими, в которые придёт полубог?
– Отвечай! – глас повелителя пробудил даже червей в глубинах Урзал Богк.
– То Кан. Травник, знахарь, – слова сорвались с его уст.
– Что произошло, знахарь по имени То Кан? Зачем ты пытался убить меня?
То Кан говорил против воли. Пока взгляд ложного повелителя лежал на нём, знахарь не мог ни соврать, ни умолчать. Страшная сила развязала ему язык, коему То Кан больше не был хозяином. Истина старику стала дыханием.
– Зов приказал вернуть к жизни великого бога, нашего создателя и покровителя. Но глупое зверьё, эти беспросветные болваны!.. Принесли мне не только осколки божества, но и останки его палача. Если бы я сумел тебя убить, то смог бы после вернуть настоящего господина… – То Кан зарыдал, – но с твоим появлением глас бога наконец-то смолк, и теперь ты – его никчёмная замена!
«Никчёмная замена?» – мысленно спросил владыка у знахаря. Но можно ли заменить бога?
– Каково моё имя, То Кан? Ты не признаёшь во мне господина, а значит, должен звать меня по-другому.
– Нет у тебя имени, – Старик оскалился редкими зубами, – ты безымянен, ты пуст, чудовище… – прошептал То Кан гневно. – Лишь ошибка. На твоём месте должен был стоять бог. Но ты – не он. Что-то среднее между богом и его убийцей. Я отрицаю твоё право владеть нашими жизнями.
Повелитель вздрогнул. Он вновь видел события из далёкого прошлого. Два взгляда, яростных, полных гнева, устремляющихся друг на друга. Затем – вспышка боя, из которого никто не выйдет живым. Ещё позже – пустота. «Значит, я – лишь ошибка безумца?» – обратился повелитель внутрь себя.
Пустота молчала.
– Не слушайте его, владыка! – вмешалась Лапа. – Вы – истинный господин. Я сразу узнала вас. Все мы узнали.
Остальные звери, кроме Небесных Корней, кивнули.
– Как мне заполнить себя? – спросил повелитель. – Как обрести смысл, если я, по твоим словам, создан неправильно?
– Войди в огонь и гори, пока пеплом не вернёшься к небу, подделка, – шипел То Кан. – Тогда заточённый владыка живых хотя бы обретёт вечный покой…
Повелитель вновь взглянул в себя и в пустотах души своей увидел облик того самого бога. Сила, способная отнимать и создавать жизнь. Сила, что могла возводить горы и вспенивать океаны. Безграничные знания, ответы на любые вопросы, кроме единственного… И множество иных существ, жителей Междумирья, что одну часть владыки звали братом, а над другой лишь смеялись, посылая проклятья.
– Нет. – Владыка покачал головой. – Я хочу иного. Я закончу сам себя. Искореню в себе то, что смертно, и возведу в абсолют то, что вечно. Ты поможешь мне, знахарь?
– Нет. Я не знаю, как тебе помочь! – То Кан не мог врать, но слова его сочились презрением. – А если бы знал, то всё равно отказался бы. Лучше умереть, чем помогать самозванцу.
«Я исполню твоё желание, – подумал господин, – и уберегу себя и других от тех опасных знаний, что в тебе оставил некогда мой зов».
– Твоё имя Лапа, верно? – обратился владыка к пуме.
– Да, господин, – кошачья царица кивнула.
– Лапа, убей То Кана. Только быстро. – Пальцем он указал на знахаря.
На лице старика моргнул ужас, а затем – облегчение. Теперь ему не придётся разбираться со своей ошибкой. Пусть часть секретов живого и мёртвого он заберёт с собой.
Повелитель, в отличие от своей дикой свиты, не отвернулся от казни: желал разглядеть всё пиршество зверя. Безумный знахарь не успел взвизгнуть, как шея его в пасти сильной сломалась, и жизнь покинула дряхлое тело. Быстрая смерть – единственная благодарность, на которую был способен владыка своему проводнику в мир живых.
– Слушайте меня, моя преданная свита, мои братья и сёстры, – воззвал повелитель к своим слугам. – Мы окружены глупцами и океанами. Мы должны покинуть остров и направиться туда, где я смогу достигнуть пика своих сил. Пойдёте за мной – и я разделю эту силу с вами. Останетесь – и сможете дожить в покое собственные жизни. Даю слово.
Лапа отвлеклась от покойника и воскликнула:
– Я пойду с вами, мой господин! – Дрожь в голосе прорвалась через ледяную стену напускного спокойствия. – Сквозь волны, под солнцами и звёздами, над упокоенными вашими врагами!
И встала кошачья царица возле господина. Тот был несколько удивлён столь красивым словам.
– Я буду наблюдать с неба за вашим шествием! – Гадкий Клюв расправил крылья и сблизился с господином.
– Я пойду впереди вас, – заявил Зубы, – и прогрызу любого, кто встанет на нашем пути.
– Если я смогу помочь… – неохотно растянулся на земле Хвост, – я буду счастлив последовать за вами, господин. – Он взвился возле ног своего повелителя.
Белое Ухо ещё слышал, как душа То Кана отделяется от тела. Смерть старика не давала ему покоя, ужас не звенел, а гремел внутри пушистой головы. Бам, бам, бам – безостановочный, беспорядочный грохот, перебивающий стук сердца.
