Осознание. Пятый пояс (СИ) - Игнатов Михаил Павлович Аорорн
Я постарался не пучить глаза. Вот уж не ожидал в устах Седого, орденца в каком-то явно немалом чине слышать едва ли не слово в слово объяснения сектантки Фатии о путях к Небу.
— Любой идущий, вернее, любой сильный идущий может прожить долго, но это совсем не значит, что если ему сотня лет, он будет вести себя, словно все эти сто лет только и делал, что размышлял об истинах мира. Просто потому, что у некоторых половина этой сотни лет, пятьдесят лет ушли на медитации, нудный сбор силы или стихии, поиск эссенции и прочее, без чего невозможно получить силу.
Я хмыкнул:
— Намекаешь, что от этих занятий характер только портится?
— Не без этого, — согласился Седой, — но дело не только в этом. Гораздо важней вот это.
С этими словами Седой ткнул левой рукой в небо. Я поднял шею, поглазел на звёзды и ничего не понял.
— Что это?
— Небо, малец, Небо. Похоже, твой учитель не рассказывал тебе этого, чтобы не… Кхм, из меня учитель, конечно, никудышный, возможно, я неправ, но я не привык скрывать подобное и вообще несдержан на язык, мне можно. Побуду вместо твоего учителя тем, кто разрушит твои идеалы о Небе.
Я пару раз моргнул. Чего?
— Истинные мастера Указов очень редки, но есть ещё более редкие люди. Говорящие с Небом. Слышал о них?
Теперь я с трудом удержался от того, чтобы не растянуть губы в улыбке. Слышал ли я о них? О да, Седой, слышал, да и не только слышал, представляешь?
Но вслух сказал кратко и спокойно:
— Слышал.
— Говорящие тоже, как и твой талант, ведут свою историю от старой Империи, когда и зародилась религия Неба.
Я нахмурился. Что-то я об этом слышал, только очень и очень давно. Но что и от кого? Седой, не подозревая о моих копаниях в памяти, не дал мне на них времени, продолжая свой рассказ.
— Не буду углубляться в подробности и отличия старого от нового, речь не совсем о Говорящих, речь о том, что их часто просили поговорить с Небом, задать ему вопросы, желали услышать его ответы. Но людей, которые получили эти ответы ещё меньше, чем Говорящих.
Я не удержался, прервал Седого, хотя его речь была жутко интересной:
— Выходит, ты не считаешь самих Говорящих? По-твоему, они не получают ответов? Или не задают вопросов?
— Не считаю, неважно, речь не об этом. Важно то, что они говорят о самом Небе. А говорят они — ему интересно.
Я похолодел. Потому что вдруг перед глазами, как живая возникла Лейла в саду Павильона Здоровья, затем в гостинице Ясеня. Потому что словно наяву услышал тот наш разговор.
— Лейла, как думаешь, я всё правильно сделал, когда решил идти к Небу сам, без помощи Ордена?
— Конечно. Что за глупый вопрос? Иначе бы мы не попали в Миражный!
— М-м-м… А идти на ту сторону нам стоит сразу или пожить здесь несколько месяцев?
— Мне без разницы! И тут и там интересно!
— Ну, это тебе, а… Небу?
Затаив дыхание, я вглядывался в Лейлу. Вот бровки взметнулись вверх, Лейла моргнула раз, другой, зелёные глаза словно осветились изнутри, став ещё ярче и сестра улыбнулась ещё шире:
— А ему тоже интересно везде-везде!
Седой же, не подозревая, что у меня сейчас перехватило дыхание, рассуждал:
— Да и не стоит этому удивляться. Само явление сущности Неба выше нашего понимания, за всю историю двух Империй и Альянса неизвестен ни один человек, который бы сумел сделать последний шаг, стать наравне с Небом, а затем сообщить нам об этом. Я тебе даже так скажу — вероятно, это и вовсе невозможно по той простой причине, что Небу это не нужно, — Седой нагнулся вперёд, повернул ко мне голову, глядя мне прямо в глаза. — Ты как, не собираешься орать в возмущении или грозить затолкать мои безумные слова обратно мне в глотку?
Я, справившись с видением Лейлы и её сияющих восторгом глаз, выдавил мысль:
— Н-нет.
— Радует, — кивнул Седой. — Но вижу, тебя всё равно проняло. Да, о таком учителя не спешат говорить своим ученикам, а иногда и вовсе никогда не говорят, даже когда считают своё наставничество оконченным. По мне — зря. Любой идущий должен понимать, где находится конечная цель его пути, что там находится и почему дальше шагнуть нельзя.
— Почему нельзя?
— Потому что Небу второе Небо неинтересно, — Седой снова ткнул пальцем вверх, — Там места для второго Неба нет. Любой, кто шагнёт за предел, растворится в Небе, став его малой частью, став его подобием и ему это совсем не нужно, ему это совсем неинтересно. Ему интересно другое. Ему интересны мы — хитрые, добрые, безумные, яростные, восторженные…
Я зацепился за слово:
— Яростные? Ты говоришь, что это Небо делает меня таким?
— Да нет же! Это ты и только ты сам. Это та черта характера, которая привлекает к тебе Небо. Ты же слышал поговорку — Небо всё видит?
— Слышал.
— Ну вот. Видит всё, но на всё ли ему интересно глядеть? Что толку сто лет наблюдать за жизнью тысячи крестьян, у которых с утра до вечера одно и то же? Ну первую сотню лет, может, это и интересно. Ну пятую, шестую ещё туда-сюда, но ведь на сороковую сотню лет сойти с ума можно от этого, даже если ты — Небо.
Я сглотнул. Как я там в тот вечер думал?
Чем я недоволен? Тем, что мне никто не указывает, что и как делать? Не говорит, когда нужно поднять задницу и куда идти? Всё только в моих руках.
Седой понял это по-своему:
— Не боись. Небо видит всё, но наказывает ли оно кого-нибудь лично? Нет. Небесное Испытание ещё нужно заслужить. И много ли скучных, невзрачных идущих, чья жизнь была неяркой, серой прошли эти Испытания? Вот тот Страж, что пришёл сегодня нам на помощь, разве он был беспристрастен? Был ли он мудр и невозмутим? Нет. Он сразу выбрал сторону и хотя придерживался буквы закона, сумел помочь тем, кого посчитал правым, он…
Я снова перебил Седого:
— Тебя послушать, так выходит, что чем безумней себя ведёшь, тем ты больше приглянешься Небу. Так можно договориться до того, что сектанты Альянса должны обладать большей силой и не бояться Небесного Испытания, а на самом деле…
— А на самом деле, — теперь Седой перебил меня, — всё совсем наоборот. И нет сектантов, что прошли Небесное Испытание честно.
В этот раз я не стал прятать усмешки. Нет таких сектантов? Я в этом не был уверен. Я помнил слова Фатии, я помнил гения Райгвара, его силу, его поведение, его слова и сейчас даже не очень уверен в словах Седого о том, что Небу действительно неинтересны те, кто невозмутим. Райгвар был не по годам мудр, невероятно спокоен и рассудителен, да и его учитель в своих наставлениях явно…
— Я же говорю совсем не о том, что нужно вести себя безумно. В первую очередь нужно быть самим собой. Небу интересно многое и поэтому можешь быть уверен, что, даже став Небесным Воином, лично ты не избавишься от своей жажды схваток. Это твоя суть, то, с чем ты идёшь по пути к Небу с самого начала и лучшее, что ты можешь сделать — поставить это знание себе на службу, научиться сдерживать до поры до времени, научиться извлекать из этого своего недостатка выгоду, а не пытаться полностью подавить эту свою часть. Подавив, ты станешь неполным, покалеченным и будешь ли ты таким интересен Небу?
— А если не буду? То что?
— Что, что?
— Это я и спрашиваю — что? — со злостью переспросил я. Надавил. — Я больше не смогу вобрать ни крохи силы Неба? Умру, быть может, на месте?
— Ага, прям здесь словишь Небесное Испытание, — фыркнул Седой. — Да ничего не «что». Просто не случится в твоей жизни чудесной случайности, не выпадет удачный шанс, не произойдёт счастливой встречи. Но пока, малец, тебе беспокоиться не о чем. Ни ты, ни я не затворники, ни ты, ни я не отказываемся от доброй драки и справедливости.
— Ну да, — ядовито вставил я, — а ещё от вина и женщин.