Айвз и Мэллоун - Стася Мэл
За окном сменяли друг друга поля и зеленые луга; паровоз, исторгая в синеву небес черные клубы дыма, с грохотом несся по железным рельсам. Мою ладонь грела теплая ладошка, и страх отступал, сменялся уверенностью и легким азартом. Эбигейл шевельнулась и положила голову мне на плечо.
– Надеюсь, никто не помешает мне вздремнуть до следующей станции, – негромко произнесла она и затихла.
Пока не начала затекать шея, я сидел прямо, потом все-таки немного сдвинулся, устраиваясь поудобнее, и склонил голову к Эбигейл. Мерный стук колес убаюкивал, на стене напротив плясали солнечные пятна, становясь то ярче, то бледнее, а сквозь них проступало зеркало…
Оно находилось в просторной светлой комнате, и ветер, залетая в окно, играл с занавесками, тревожил страницы раскрытых книг. Они лежали на столе, на полу, на неубранной кровати, на стульях, на подоконнике – всюду, куда ни падал взгляд. Среди них стояли двое. Я знал обоих.
Генри Айдел был бледен, растерял весь привычный лоск: золотые волосы в беспорядке, мятая блуза навыпуск, брюки с чернильным пятном и босые ноги. Эльф не изменился – все та же безупречная, недостижимая, как горный пик, красота. Он смотрел на склонившего голову Айдела со странной смесью интереса и брезгливости, я видел, что губы его шевелятся, но не слышал ни звука. Закончив говорить, Эльф достал из кармана зеркальце с черепаховой ручкой, и пальцы Генри судорожно дернулись, словно он хотел выхватить вещь.
Эльф тоже это заметил, криво усмехнулся и произнес что-то, от чего Айдел склонил голову еще ниже. В следующий миг Эльф размахнулся и с силой бросил зеркальце на пол. Мир взорвался оглушающим звоном, я закричал и… проснулся.
Светлая комната пропала, я снова был в вагоне поезда: мерно стучали колеса, пахло сладостью и пылью, солнце плясало на дубовых панелях, все вокруг дышало безмятежностью.
И лишь сердце бешено колотилось в груди.
* * *
Надежды Эбигейл сбылись – нам никто не помешал на следующих остановках. Весь день до самого Сплитхилла в наше купе никто так и не подсел, что, в общем-то, было не удивительно. В Королевстве любили говорить, что первым классом ездят «или принцы, или дураки», хотя и мечтали прокатиться именно в таком вагоне.
Мы сошли на станции Яштоу, в пяти милях от Сплитхилла, и решили взять экипаж. Возница с шустрым мальчишкой-помощником загрузили наш багаж на крышу повозки, а мы с комфортом разместились внутри. Попутчиков и на этот раз не оказалось – курортный сезон еще не начался, в городке властвовали прохладные ветра, и море чаще отражало свинцовую серость, нежели небесную голубизну. Но сегодня с погодой повезло, солнце радостно сияло среди легких, словно перышки, облаков, отчего окружающая зелень казалась еще ярче. По обе стороны от дороги тянулись живые изгороди, сейчас усыпанные желтыми цветами. Иногда они сменялись высокими, окутанными дымкой молодой листвы деревьями, среди которых особенно красиво смотрелись стройные сосны с тонкими медовыми стволами.
Эбигейл любовалась видами, и уголки ее губ приподнимались в легкой улыбке. Едва она покинула вагон, как щеки ее вновь зарумянились, а глаза заблестели. Отрадно было видеть такую перемену. Тень от шляпки падала на ее лицо, а ленты покачивались в такт движению экипажа…
– Крис?
Я моргнул и почувствовал, как лицо предательски запылало.
– Ты так внимательно смотрел… Что-то не так? Шляпка неровно сидит или…
– Ты безупречна, Эбигейл, – перебил я, пряча смущение за улыбкой. – Как всегда.
Она хмыкнула, все-таки поправила шляпку и вновь отвернулась к окну, а я достал из саквояжа книгу. Знания лишними не бывают, и я собирался освежить в памяти некоторые аспекты того, как различались волшебство, магия и колдовство.
Автор тома считал, что волшебство принадлежит эльфам, фэйри и феям, магия – тем, в ком смешалась кровь людей и волшебных существ, а колдовство – удел исключительно смертных. Раз с его помощью и был запечатан Источник Истинного Волшебства, хотелось бы думать, что именно колдовство обладает самым большим потенциалом, но это не так. Автор писал, что мощь волшебства – в том, что недостижимо для других видов чар. Высшая его форма могла изменить реальность; да, чтобы добиться такого эффекта, требовались кропотливая подготовка, огромное терпение и умение слышать сам мир, но факт того, что эльфы могли погасить светила и заменить их новыми! Это захватывало дух! И наводило на мысли. Я с сожалением покосился на саквояж, где своего часа ждали дневник и перо, но писать в экипаже не стал, решил сделать это вечером, перед тем как отправиться спать.
Дорога за чтением пролетела быстро, и не успел я опомниться, как лошади уже остановились перед главной гостиницей Сплитхилла. Беленый фасад ее выходил на единственную в городе площадь, по стенам вились дикий виноград и плющ, а на окошках пушились яркой зеленью горшки с цветами.
– Миленько, – прокомментировала Эбигейл, окинув здание взглядом. – Надеюсь, номера окажутся не хуже.
Я пожал плечами и отдал распоряжение о багаже, полагая, что никакие – даже лучшие – комнаты не смогут заменить домашнего удобства и уюта. Разместившись, мы первым делом отправились на прогулку: осмотреть центральные улочки и глянуть на дом поэта, чтобы решить, каким путем в него проникнуть. Эбигейл предлагала явиться ночью под покровом чар. Я не стал возражать, но напомнил ей об осторожности. Эбигейл в ответ на предостережения недовольно поджала губы, но согласилась.
Дорога к дому Альберта Дикерсона проходила вдоль живописнейшего берега моря. Солнце уже окунулось в соленые воды, растворив в них краски от рыжего до алого; терпко пахло водорослями и йодом, шумели ветер и прибой. Мощеная дорожка звонко откликалась на каждый шаг, Эбигейл шла рядом, положив руку мне на локоть, и я неожиданно почувствовал то, чего не испытывал очень давно, – счастье. Теплое, ласкающее сердце. Оно золотилось солнечными лучами в волосах Эбигейл, блестело искрами на морской воде, дрожало среди сомкнутых бутонов яблонь. Хотелось, чтобы этот миг длился вечно, но моя спутница уверенно, быстро двигалась вперед.
– Ты будто знаешь дорогу, – произнес я. На губах горчила соль, а может, досада.
– Спросила у работника гостиницы, – она пожала плечами, – они тут все знают о Дикерсоне, он местная знаменитость. Не удивлюсь, если у его дома будут сидеть в засаде поклонники в надежде хоть одним глазком взглянуть на «великого поэта».
Я приподнял брови:
– Он настолько популярен?
– Крис, о его стихах знают даже феи! – рассмеялась Эбигейл.
К счастью, улочка, где стоял дом Альберта Дикерсона, оказалась тихой, сонной и совершенно безлюдной. Мы медленно прошлись вдоль особнячка, внимательно всматриваясь в него, но ничего не обнаружили – никакие чары не охраняли покой поэта, лишь пара садовых фей резвилась на каменной ограде среди листьев дикого винограда.
– Вернемся сюда ночью, – удовлетворенно постановила Эбигейл, и у меня не нашлось причин ей возразить.
* * *
Ночь в Сплитхилле не опускалась на город с неба, а словно поднималась из его теней. Они становились все гуще, длиннее и наконец заполнили собой и площадь перед гостиницей, и улицы; на западе осталась только тонкая желто-зеленая полоса – бледное напоминание о минувшем дне. Я наблюдал, как она гаснет, уже полностью готовый к вылазке, с минуты на минуту ожидая Эбигейл. Пальцы подрагивали от азартного волнения, будто впереди меня ждало маленькое и безопасное приключение.
– Хороший выбор, – одобрительно кивнула Эбигейл, окинув меня взглядом.
Я облачился в черное, не став надевать пиджак и ограничившись жилетом. Она выбрала тот же цвет, конечно же избавившись от юбок и корсета; светлые волосы скрыла платком, повязанным на пиратский манер. Подобная одежда поможет нам слиться с ночным мраком, если что-то пойдет не так.
– Готов?
Я кивнул.
– Откроешь тропу? Тут близко, да и место назначения ты видел.
– Ты же знаешь, – устало начал я, но все же воззвал к волшебству в крови.
Сердце забилось часто и испуганно, ведь каждый раз мне откликалось нечто, ведущее во мрак и смерть, но…
– Крис!
Но вместо этого передо мной распахнулась тропа, полная мерцающих огоньков, запаха трав и тихого шума листвы. От неожиданности я едва удержал ее, но Эбигейл уже переплела
