Леонард Карпентер - На запретном берегу
Ответом было единственное слово, произнесенное испуганным шепотом:
— Зерити.
И Нк'ча глазами указал на высокую башню. Маздок, стоявший от Конана всего в нескольких шагах, живо обернулся на это имя.
— Та башня пустует вот уже многие годы — с тех пор как полоумный колдун бросился с нее, — возразил он. — Гляньте на нее, она же вот-вот обрушится! Как может быть…
— Как угодно, — оборвал его Конан, кладя ладонь на рукоять меча. — А может, Нк'ча мерещится. Проще всего пойти и проверить. — Несколько пошатываясь от выпитого вина, он решительно направился к двери.
— Погоди, — удержал его за рукав Маздок. — Я пошлю туда дюжину моих стражей, они прочешут всю башню сверху донизу…
— Неужели их мечи лучше против колдовства, чем мой? — возразил Конан. — Н-нет, я лучше сам посмотрю.
Каспиус, поднявшийся из-за стола вслед за ним, нагнал его у верхней ступени.
— Когда вы найдете ее — если найдете, — отыщите на ней амулет или какой-нибудь талисман, в котором должно быть заключено ее бессмертие. Быть может, уничтожив его, можно будет уничтожить и ее — или превратить обратно в смертную женщину.
Вслед за Конаном ловить ведьму в башне увязалась большая шумная толпа, но на ступенях уродливого здания она отхлынула и притихла. Подойдя к обитой полосами бронзы дубовой двери, Конан высадил ее двумя ударами плеча.
— Подожди меня! — нагнал его окрик Маздока. — Это все-таки мое королевство, и ты не можешь запретить мне идти с тобой в эту треклятую башню!
Башня стояла над самым каналом, подвал ее уже десятилетия был залит водой, и Маздок сморщился, протиснувшись вслед за Конаном на первый этаж.
— Тьфу! Воняет гнильем и летучими мышами! — сплюнул он. — Ну, ты убедился, что здесь ничего нет? Здесь никто не бывал уже лет десять или больше. Ты все еще хочешь обыскать башню?
Конан молча кивнул. Оставляя следы в толстом слое пыли, он осторожно направился к лестнице, ведущей наверх. Маздок пошел за ним, ворча:
— Напрасно ты забираешься так высоко, это развалина может рухнуть в канал в любой момент… — Но тем не менее он шел вслед за Конаном, отставая лишь на несколько ступеней — по числу бокалов вина, которых выпил больше киммерийца. На вершине лестницы открылась дверь в небольшое помещение. Из него вела наверх новая лестница.
— Здесь не меньше дюжины таких этажей, — крикнул Конану Маздок. — Ты что, полезешь на все? Киммериец, не слушая его, пошел вверх по ступеням. — Хоть погоди тогда, я велю принести факелы! — с досадой вымолвил король. — Раз уж тебе так понадобилось… Не ходи пока дальше, я сейчас вернусь!
Добравшись до седьмого уровня, Конан наконец увидел мелькнувший вверху свет. Уже двумя этажами ниже он почувствовал запах горящего масла, сейчас же к нему прибавился еще и едкий дым, от которого слезились глаза. На этом этаже явно кто-то был.
Приближаясь к источнику дыма, пахнущего так знакомо — точь-в-точь так же пахла цветная пыльца в гробнице у истоков Стикса, — Конан все больше утверждался в мысли, что Нк'ча не ошибся. Помимо знакомого запаха, он видел и знакомую картину: трупики летучих мышей, свежие и совсем высохшие.
Киммериец неслышно выругался. Кто стал бы искать проклятую ведьму в таком гнилом месте? Конан подобрал с досок тяжелый железный стержень и начал осторожно продвигаться на свет.
Внезапно прямо перед ним во тьме вспыхнуло чье-то лицо. Оно было не столько человеческим, сколько недочеловеческим: нависающий лоб, слишком широкие скулы, в сочетании с которыми квадратная челюсть замыкала лицо в треугольник. И хотя Конан никогда не видел той скульптуры, что изваяла Зерити, он шестым чувством узнал этот призрак. Джакала!
Прямо на него наплывала темная фигура в полтора человеческих роста. Конан покрепче сжал стальной прут и ударил — наискось, раз и другой. Дым всколыхнулся, развеялся и сгустился снова. Конан ударил еще раз — и только после этого понял, что перед ним не более чем призрак, безвредный морок. Варвар оставил его в покое и ринулся наверх.
Одолев последние несколько ступеней, он оказался в маленькой каморке под самой крышей башни. Здесь, едва мерцая, горел огонек тусклой лампы. А рядом с ним была Зерити.
Она стояла возле небольшого алтаря, окутанного клубами дыма с едким запахом магического порошка. Одетая в темный балахон, с лампой и щепотью порошка в руках, Зерити была явно занята каким-то подвластным ей чародейством. Увидев киммерийца, она зашипела, как сотня змей, и вскинула руки для заклинания.
Пол содрогнулся у него под ногами, но еще раньше дрогнули стены, трещины пошли от основания башни к вершине, и Конан, словно во сне, снова увидел огромное яйцо, из которого должен был вот-вот появиться на свет новый бог. Теперь таким яйцом служила башня…
Из тех, кто толпился на первом этаже с факелами в руках, не пострадал почти никто. Последним из падающей башни выскочил король — когда уже осыпались стены. Те, кто наблюдал падение башни из окон дворца, утверждали потом, что заметили темный предмет, плюхнувшийся в канал прежде, чем туда же обрушились верхние этажи. Как бы там ни было, Маздок не слишком удивился, когда, после того как камни стен и перекрытий ушли под воду, откуда-то сбоку из канала вынырнула человеческая голова со встрепанной и спутанной гривой черных мокрых волос.
— Ну, неуемный ты упрямец, много ты нашел там, на своей башне? — вне себя от радости завопил Маздок, помогая другу вылезти из воды. — Я говорил тебе, что она вот-вот рухнет!
— Что бы я там ни нашел, — смеясь, ответил Конан, — теперь оно уже точно мертво. — Он оглянулся на темную воду канала. — И хвала Крому.
ЭПИЛОГ
В висячем саду белого дворца Баалура был накрыт небольшой стол на пять персон.
В тонкие чашках кхитайского фарфора был разлит светло-желтый ароматный напиток — крепкий взвар лепестков серебряного лотоса. Вокруг стола сидели король Афратес, королева Руфия, Каспиус и Конан. Все четверо выглядели отдохнувшими и посвежевшими, и королеве снова никто не дал бы больше тридцати лет, хотя на самом деле ей было все тридцать пять.
— Божественный напиток! — сказал Каспиус, отпивая из своей чашки. — Я еще не до конца изучил все его свойства, но могу смело утверждать, что он полезен при любой немочи. Я попрошу у вашего величества некоторой отсрочки моего постоянного участия в государственных делах, чтобы иметь возможность спокойно заняться изучением этого растения. Я прихватил с собой из долины несколько корневищ и семян и надеюсь вырастить его в нашей оранжерее.
— Ты можешь делать решительно все, что хочешь, — милостиво ответил король Афратес. — Мне будет тяжелее без твоих советов, но я не могу отказать тебе ни в чем. Но ты знаешь, мне кажется, что в последние дни перед самым вашим приездом болезнь отступила и без серебряного лотоса.
