Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!

Бенц хотел предупредить об этом спутницу, но та и сама остановилась, огляделась и шагнула в темноту между постаментом и стеной, сделав Дику знак следовать за нею.

Там, во мраке и тесноте, стоя так близко к Дику, что тот ощущал ее ароматное дыхание, девушка строго сказала:

— Здесь мы простимся. Надеюсь, капитан, вы сдержите свое слово так же, как я собираюсь сдержать свое.

— Конечно, эрлета, — скрыл разочарование Дик, который все же надеялся на более романтическое завершение приключения.

И тут ему на грудь легли ладони.

— Я вам нравлюсь? — требовательно спросила эрлета Клара.

— Богиня не может нравиться или не нравиться. Богиню можно только боготворить, — так же твердо ответил Дик… и почувствовал, как к его губам прильнули теплые губы.

Поцелуй потряс, ошеломил молодого небохода так, словно был первым в его жизни. Но едва Дик опомнился и попытался сгрести девушку в объятия, как она высвободилась, мягко, но настойчиво.

— Я помню свое обещание, — вновь сказала она. — И вот вам залог, капитан. Носите это на память обо мне.

Девушка положила что-то на ладонь Дика, согнула его пальцы так, чтобы подарок оказался в кулаке. Еще раз напомнила:

— Не преследуйте меня.

И убежала, оставив Бенца под презрительным присмотром Таргана Непреклонного.

Дик стоял, остро осознавая свое одиночество. Ему нестерпимо хотелось кинуться следом за таинственной эрлетой. Но слово есть слово, и молодой небоход честно выждал время, достаточное для того, чтобы девушка в сером могла уйти далеко.

Поздно ночью, у себя в каюте, при свете магического светильника Дик разглядел подарок эрлеты Клары — и немало ему подивился.

Кольцо было большого размера, оно не удержалось бы ни на одном из пальчиков альбинки. Это был мужской перстень — так зачем же Клара носила его при себе?

И почему знатная барышня с прекрасными манерами подарила ему такую грубую, до вульгарности явную подделку — перстень со стекляшкой?

Бенц, разумеется, не ювелир, в драгоценностях разбираться не обучен. Но не может же такой огромный камень быть настоящим алмазом, верно?

5

Ваше благородие госпожа удача,

Для кого ты добрая, а кому иначе.

Утро завертело невыспавшегося капитана «Миранды» в череде неотложных дел.

На «Миранду» наступала зима — еще далекая, но неотвратимая и очень нежеланная.

Люди, живущие от даров земных, благодарили Антару Кормилицу за теплую осень, собирали урожай, играли свадьбы и шумно, весело торговались на ярмарках. А небоходы предвкушали безденежную пору: к зиме летучие корабли вслед за гусиными стаями откочевывают на юг и стоят до весны в уютных гаванях на потеху старым недругам — морякам. Те торжествуют: да, у них и ход медленнее, и над сушей они ходить не могут, зато Эссея Легкокрылая шлет им ветер в паруса и летом, и зимой.

А лескаты не любят мороза, плохо тянут корабль по холоду, болеют. Значит, до весны небоходам ставить корабль на якорь, отпустить зверушек в загон — но при этом продолжать кормить их. И команде надо платить половинное жалованье, если хочешь сохранить ее. Одни расходы, а доходов никаких.

По осени любой капитан торопится заполучить лишнюю монетку, как гусь старается перед осенним перелетом обзавестись жирком. Ох, растрясется этот жирок за зиму!

Поэтому Бенц и носился по Андерхиллу, разговаривая с людьми, которые по цепочке посылали его друг к другу — а началась эта цепочка с контрабандиста, который принял у Бенца ковры.

Нужен был команде новый заказ, ой как нужен!

С утра Бенц запретил выход в город всем до единого, что команда встретила с пониманием. Никто и не хотел гулять и веселиться в Андерхилле до самых холодов.

Боцман, потирая гудящую с похмелья башку, гонял Райсула и Филина по всему кораблю: проверял каждую снасть, чтобы в пути не подвела.

Мара и Отец, натянув высокие сапоги, ходили по колено в мутной жиже, скребками счищали слизь с латунных стенок «мокрого трюма», готовясь к возвращению Простака и Лапушки. На ступеньках трапа стояло ведерко с улитками, которых заботливо обирал со стенок трюма юнга.

Лита сидела в своем закутке и усердно вязала, стараясь не думать о том, что скоро придется мучительно и тяжко вызнавать погоду.

Далеко за полдень вернулся капитан, помахивая разрешением на взлет. Он вручил эту бумагу Отцу и отправил их с Марой за лескатами — немедленно, сразу!

— Меня обещали отвести к здешнему королю контрабандистов. Он даст заказ. Что именно — еще не знаю. Намекнули, что он платит щедро. Но он должен быть уверен, что сведения, которые он даст, не пойдут его врагам… я в здешних делишках толком не разобрался, кто-то там его подсиживает. Так что загонишь лескатов в трюм, потом я сойду на берег. Там ко мне подойдут люди «его величества», отведут на аудиенцию, а после дойдут со мною до порта и убедятся, что я взлетел, не брякнув никому лишнего словечка.

— Осторожный тут народец, — одобрил погонщик.

Двое скучающих таможенников бегло осмотрели пустой трюм и капитанскую каюту, равнодушно подтвердили, что у таможни нет претензий к покидающему порт кораблю, и отбыли на своем ялике.

Немного позже Простак и Лапушка заплескались в трюме под нежным присмотром Мары, а Бенц хотел уже распорядиться спустить маленькую корабельную шлюпку, как боцман тревожно воскликнул:

— Капитан, с берега сигналят: «Задержать взлет!» И к нам гости…

К борту «Миранды» направлялся двадцативесельный баркас. На корме сидел офицер портовой охраны. Когда баркас приблизился к шхуне, офицер поднялся на ноги. Он стоял прочно, уверенно, широко расставив ноги, — коренастый, краснолицый, с щетинистыми светлыми усами. Рука лежала на эфесе — похоже, портовик и сам не замечал своего воинственного жеста. Дик истолковал это как выражение властности: я, мол, тут самый главный, и не смейте мне перечить!

Портовику был сброшен трап, по которому тот поднялся привычно и ловко.

— Майор Джош Карвайс из Карвайс-стоуна, — на альбинский лад представился он.

Дик учтиво назвался в ответ, мысленно призывая на голову майора Карвайса дюжину демонов. Прилюдный, заметный с берега визит портовой стражи вполне мог сорвать договор с осторожным королем контрабандистов.

— Капитан Бенц, — заявил портовик, — вам вместе с командой надлежит сойти на берег и проследовать в резиденцию его милости губернатора.

Зычный хрипловатый голос определенно был создан не для чтения стихов или бесед о живописи. Так мог бы говорить сторожевой пес, обрети он дар человеческой речи.