Сердце Эрии - Эйлин Рей
Девушка подняла взгляд на Муирна. Дракончик замер и склонил голову набок. Я наблюдала за их странной, непонятной мне бессловесной борьбой до тех пор, пока палка в руках Эссы не догорела. Затухающий огонек напоследок покачнулся, укусил девушку за пальцы, и в стремительно сгущающейся тьме Муирн сиганул в траву.
Вдруг волчий оберег на моей шее дрогнул и пронзил кожу ледяной иглой.
– Арий? – раздался удивленный, полный тревоги возглас Шейна.
Эспер резко вскинул голову, и мое сердце оборвалось: в свете едва теплящегося костра Шейн нагнулся над распростершимся на земле телом.
Часть 2. Лаарэн
Волчонок, который верил
202–203 годы со дня Разлома
Старцы говорили, что Саит не приходит к волкам. Говорили, что после смерти тамиру отдают свои души Чаще.
Они ошибались.
Давясь собственной кровью на разбитых серых плитах перед руинами святилища, окруженный безвольно наблюдающей стаей Йору часто замечал присутствие Саит. Краем глаза он видел ее статный силуэт, возвышающийся позади волков, и ощущал на себе сочувственный взгляд. Волчонок жалобно скулил, моля ее приблизиться, мечтал почувствовать ее прикосновение к слипшейся черной шкуре, которое непременно подарит ему успокоение и откроет мир, где нет боли и Короля. Но Саит никогда не приближалась.
Быть может, она хотела его забрать, но не успевала – Король вырывал волчонка из ее рук и исцелял его раны, чтобы вскоре вновь вскрыть загрубевшие рубцы. А может, она и не собиралась спасать его душу и приходила лишь понаблюдать за страданиями маленького зверя.
Что ж, тогда она, должно быть, насладилась вдоволь, как насладилась Чаща, жадно глотающая кровь Йору, которая растекалась по серым плитам и заполняла неровные трещины. Этой кровью она вскормила десятки чудищ, что скрывались в тени ее тернистых ветвей и заунывно выли в ночи громче самих волков.
Йору не помнил жизни без жгучей боли: самопровозглашенный Король не позволял его ранам затягиваться надолго. Он истязал волчонка в назидание стае, день изо дня доказывая порабощенным, но все еще непокорным волкам, что истинная королевская кровь слаба и время ее правления ушло.
Ушло вместе с Истинным Королем.
Вместе с Эспером.
Но чем глубже впивались в плоть когти, тем жарче в сердце Йору разгоралась вера в старшего брата. Однажды он придет за волчонком вновь, как приходил несколько звеньев назад, и в этот раз ему хватит силы, чтобы выстоять перед Охотниками. В этот раз он сумеет спасти маленького зверя и освободит его от удушающей всепоглощающей Воли лже-Короля.
Йору жил этой верой, не подозревая, что все это время именно она берегла его жизнь и обжигала пальцы Саит, когда богиня смерти пыталась коснуться его души.
Вместе с его темной кровью эта вера пропитала землю Чащи, пустила корни в ее собственные сны и сны волков, сердца которых вскоре забились в ожидании Истинного Короля.
Ансгар – тот, кто однажды провозгласил себя правителем, – утратил покой, и ярость охватила его душу.
В ночь, когда ушел Эспер, когда кровь его отца еще не успела высохнуть и алой росой висела на темной траве, Ансгар собрал верных себе тамиру и под острым неодобрительным взглядом луны изловил самых старых волков – тех, от кого вели род многие члены стаи, кто связывал ее, будто прочные узлы рыболовной сети. В ту ночь Чаща шумела пуще обычного: кроны шелестели, пытаясь докричаться до молодого безжалостного волка, ветви скрипели в скорбном плаче, листва срывалась с них дождем и, медленно кружа, оседала на землю, пропитанную кровью. Ансгар хладнокровно расправился с седыми волками: собственными клыками разорвал их глотки, убил сам себя множество раз, и даже Чаща испугалась его жестокости. Луна налилась алым, и у нее не осталось выбора, кроме как потворствовать кровавому ритуалу и сплести разум нового Короля со стаей, подарив тому пугающую власть над несчастными душами. Ансгар держал их в плотно сжатых когтях – любой, кто пытался вырваться, непременно напарывался на них, будто на колья, – и болезненно натягивал путы своей Воли, не позволяя тамиру забывать о его Силе.
Но когда в волчьих сердцах появлялись искры веры, путы истончались, грозили лопнуть, и тогда на глазах стаи, не позволяя отвернуться, Ансгар истязал последнего потомка Истинного Короля. Он проливал кровь маленького зверя, гася ею едва зарождающееся в чужих душах пламя, и на некоторое время страх вновь покорял волков.
Со временем Йору разучился плакать и перестал выть, взывая к Саит. Когти Короля вонзались все глубже, рассекали плоть меж ребрами, едва не касаясь сердца, и час, когда Ансгару надоест забавляться с волчонком, стремительно приближался.
Однажды этот час настал.
Крови было слишком много. Больше, чем обычно Король позволял ему пролить. Казалось, земля пропиталась ей так обильно, что раскисла до липкой грязи, и лапы, которые Йору уже не мог поднять, тонули в ней, будто в болотной тине. Леденящее дыхание Саит обжигало повисшее ухо.
Волчонок барахтался на границе извечного мрака, то уходя в него с головой, то выныривая к бледному свету, и из последних сил приоткрывал отяжелевшие веки. Над головой, прощаясь, шумели деревья, мимо проплывали сияющие в ночи цветы, а пушистый хвост, оставляя кровавый след, волочился по пыльным плитам разбитой дороги – Чаща медленно поглощала ее вместе с руинами неизвестного города.
Йору куда-то тащили.
Кто? Куда?
Ему было уже все равно. Он лишь надеялся, что там, в конце пути, обретет долгожданное успокоение.
Незримая нить между ним и Королем истончалась. Йору почти не чувствовал ее режущего душу натяжения. Кажется, он уже не мог чувствовать ничего, даже боли в разодранном до костей теле.
Острые клыки на его холке разжались. Волчонок ударился о землю. Резкая боль, вспыхнувшая в каждой клеточке тела, ослепила маленького зверя, и из пасти вырвался тихий булькающий хрип. Чей-то холодный нос подтолкнул Йору в бок, заставляя катиться по крутому склону. Нить, связывающая волчонка с Королем, натянулась в последний раз и неожиданно лопнула. Или же это лопнула нить, удерживающая его душу в теле? Йору не знал. Он не успел этого понять, потому что столь долгожданная тьма наконец-то сомкнулась над его головой.
Его разбудило странное тревожное чувство: кто-то принюхивался к его черной, слипшейся от крови шкуре. Кто-то скалил клыки в темноте в надежде насладиться мертвечиной.
Веки разомкнулись не сразу, отказываясь слушать затуманенный разум. Юное тело все еще боролось: разорванные сосуды срослись, но на большее звериных сил не хватило: содранная с правой лапы кожа свисала неровным безжизненным лоскутом, но продолжала источать бирюзовое сияние клейма; зияющие раны привлекали настырно жужжащих плотоядных насекомых, сочась кровью, вместе с которой и жизненные силы медленно стекали на влажную землю.
Йору потянул носом и тут же зашелся в болезненном кашле.
Пахло кровью. Но она принадлежала не волчонку – кто-то еще умирал вместе с ним на дне этой ямы. Он навострил правое ухо – разорванное левое не слушалось и, кажется, больше не слышало. Неподалеку шелестела трава, и что-то раз за разом ударялось о землю, будто кто-то бился в агонии.
Волчонок оперся на передние лапы и подтянулся. Острая боль волной прокатилась по позвоночнику и раскаленными иглами вонзилась в задние лапы. Йору обессиленно повалился обратно, но перед этим успел заметить зайца, пойманного в металлические силки.
Неужели кто-то из людей оказался настолько глуп, чтобы охотиться в Чаще? Или же эта сталь предназначалась для обитающих в ней волков?
Превозмогая слепящую боль, Йору пополз к пойманному в ловушку зверьку. Глаза залепило неприступной чернотой, когда он наконец подобрался к зайцу и неуклюже ткнулся носом
