Гай Гэвриел Кей - Звездная река
Так и было, невзирая на то, что последние годы жизни он провел в ссылке, лишенный власти, запертый в Еньлине.
Битвы фракций, для мудрых людей конечно, не определяют долговременное значение историков и поэтов. В цивилизованном мире – не определяют, а Катай считал себя цивилизованным, несомненно. Стоит только посмотреть на север, на варваров, для сравнения.
Последнее эссе мастера Си посвящено искусству и природе. В нем высказывалось предположение, что цветение сливы ранней весной так утонченно прекрасно, так напоминает о хрупкости, что все слова и картины, описывающие его, кажутся грубыми и фальшивыми, каким бы искусным ни был художник или поэт.
Мужчины (и одна-две женщины, как скрупулезно отметил историк) попытались запечатлеть цветение сливы на полотне и словами, но его сущность ускользала в утонченной простоте.
Си Вэньгао позволил себе отвлечься от темы и развить мысль, что это является отражением, в каком-то смысле, самой Двенадцатой династии – империи меньших размеров, чем некоторые до нее, с менее честолюбивыми устремлениями. Одежда и украшения не такие вызывающие, фарфор и картины более тонкие, слишком категоричные утверждения теперь немного смущают.
Пионы, в отличие от слив, любят многие, хоть и не все, за их яркость, смелость… утвердительность. За то, что они являются созданной искусственно красотой, заявлением людей о том, на что они способны. Искусство в приложении к природе: прививка, дизайн, формирование аромата и цвета со всем мастерством одаренных людей, особенно в Еньлине.
Пион, по предположению Мастера Си, являлся «Царем цветов» еще во времена Девятой династии, и может сегодня считаться эхом силы и уверенности той династии до того, как ее поглотил хаос.
Из того долгого периода насилия и неверного мышления возникла эта Двенадцатая династия подобно тому, как цветок сливы пробивается сквозь зимний снег!
Размышления в этом эссе остались незаконченными, увы. Его вывод так никогда и не был записан на бумаге. Говорили, что Си Вэньгао уснул в павильоне в своем саду с кистью в руке и больше уже не проснулся. Рассказывали, что его мягкая черная шляпа, ненадежно приколотая, соскользнула с головы и лежала рядом с ним на письменном столике в утреннем свете.
В результате так никогда и не узнали, как он собирался завершить свое эссе. Си Вэньгао тоже ускользнул, когда умер.
Сообщали, что одна из его молодых служанок умерла в тот день вместе с ним, покончила с собой, обнаружив, что его душа ушла в иной мир.
Ходили слухи, что она была для него больше чем служанкой в последние годы ссылки. Всем хорошо известно, как Си Вэньгао радовался присутствию женщин всю свою жизнь.
Считали, что с ее стороны эти отношения были просто старой сказкой о служанке, которая пробивается к лучшей жизни, забравшись в постель хозяина. Ее смерть от собственной руки для некоторых стала опровержением. Более циничные люди указывали, что после ухода Си Вэньгао она лишилась статуса женщины, находящейся на особом положении в этом доме. Не желая возвращаться к роли незначительной служанки, предполагали они, она просто предпочла умереть.
Другие увидели в ее смерти доказательство привязанности, возможно, даже любви. В конце концов, бывшего советника многие любили, и мужчины, и женщины, всю его жизнь.
В итоге, как это часто случается, невозможно было прийти к окончательному выводу.
Славный император Вэньцзун повелел, чтобы ученого с почестями похоронили в Еньлине, несмотря на ссылку, и чтобы воздвигли памятную стелу с перечислением его рангов и деяний.
Женщину похоронили среди других слуг на кладбище, на самом высоком месте усадьбы. Дом перешел на время к его старшему сыну, потом наступили перемены.
Глава 11
На девятый день девятого месяца, «Двойной девятый», братья Лу вдвоем вышли из дома, – как всегда, когда мир позволял им быть вместе, – чтобы традиционно отметить Праздник хризантем.
Совместный выход вдвоем, без сопровождения кого бы то ни было, был их собственной традицией, связанной с традицией древней. Они взяли с собой вино из хризантем, конечно. Младший брат нес его, а также чашки. Старший, после нескольких лет, проведенных на острове Линчжоу, двигался медленнее и опирался на палку.
В этот день люди посещают могилы своих умерших, но их родители и предки похоронены далеко на западе, а тот человек, которого они теперь оплакивали, умер в Еньлине, за письменным столом.
На этот раз они нашли не особенно высокое место, хотя это была часть их традиции. Они получили известие о кончине Си Вэньгао всего несколько дней назад, и ни один из них, охваченный печалью, не хотел пускаться в ночное путешествие, чтобы взобраться высоко.
Вэньгао был наставником для них обоих, оба любили его с того дня, когда приехали в Ханьцзинь вместе с отцом. Два брата были родом с запада, слава об их блестящих способностях, анекдотах и первых произведениях обогнала их и достигла столицы раньше них, еще до того, как они должны были сдавать экзамены: этих людей ждало большое будущее.
Сегодня они поднялись на высокую гряду возле «Восточного склона», как старший брат назвал их маленькую ферму. Они сели на скамейку под деревом, и младший брат разлил вино по чашкам.
Они смотрели на восток, на уходящую вниз местность. Там протекал ручей, и сразу за ним проходила линия границы. Этот участок земли мог прокормить семью, если люди трудятся усердно, а погода хорошая.
Было еще не холодно, но оба брата чувствовали, наряду с потерей, что пришла осень (как всегда в этот день).
Старший брат произнес:
– Может ли человек уйти так далеко, что не найдет дорогу назад?
Младший брат, более высокий, более худой, посмотрел на него. Перед тем, как ответить, сделал глоток вина. Его слова и кисть были не такими быстрыми, как у брата, он не был поэтом, но был почти так же широко известен и почитаем за самообладание, мужество и весомость аргументации. Раньше он, в ряду многих прочих должностей, был дипломатом к северу от Сяолюй.
– Конечно, может, – ответил Лу Чао. – Тебе этого хочется?
Поэт посмотрел на реку.
– Возможно, сегодня.
– Сегодняшний день всегда бывает тяжелым. Но у тебя здесь сын, жена. Теперь мы вместе каждый день, и у нас хватает земли, чтобы не умереть с голоду. Это дар, брат. Ты вернулся в Катай.
Этим он высказал старую мысль о том, что остров Линчжоу, хоть и считается частью империи, является отдельным миром.
Чэнь не выглядел старым, когда отправился в ссылку, но теперь его уже нельзя было назвать мужчиной в расцвете лет. Думать так и видеть это брату было больно. Любовь к брату была самым глубоким чувством в его жизни.
И брат отвечал ему тем же. Чэнь улыбнулся ему.
