Последний Персидский поход - Дмитрий Старицкий
- Только он и помогает. Разве ты еще этого не понял?
- А как же он может помочь, Шура?
- Очень просто, Ник.
С этими словами он медленно вынимает из кобуры пистолет, передергивает затвор и приставляет ствол себе под подбородок.
- Нет! – кричит Никитин, – Ты не можешь умереть еще раз! Ведь ты же в раю: значит уже умер!
-
- И в рай, и в ад можно попадать много раз. У тебя еще все впереди, - и нажимает спуск. Гремит выстрел, потом почему-то еще один, и еще…
- Нееееееееет!... – орет Никитин, как сумасшедший, и немедленно просыпается от собственного крика у себя в модуле в Фарахруде.
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
6 июня 1988 года
В дверь грохочут глухие удары, которые Никитин в своем кошмарном сне принял за выстрелы. Он, не поднимаясь с койки, рявкает:
- Какого черта надо?
Одновременно бросает взгляд на часы – половина шестого. Действительно, кого и за каким чертом принесло в такую рань?
- Никитин! Открывайте! – гремит из-за двери хорошо знакомый со вчерашнего голос с начальственной интонацией, – Особый отдел!
- Так, начинается то, чего и стоило ожидать, - бормочет Никитин под нос, засовывая ноги в тапочки из шинельного сукна, вставая и топая к двери.
- Чего вам надо? – переспрашивает, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
- Откройте немедленно! – повторяет из-за двери тот же голос.
В открытую Никитиным дверь вваливается особист – старший лейтенант Угаров, а с ним – батальонный начальник продовольственного склада, прапорщик Мелконян, и какой-то незнакомый ему, зачуханный боец из ОБАТО.
«Особняк» с торжествующе-грозным видом объявляет металлическим голосом:
- Старший лейтенант Никитин! Мы вынуждены произвести досмотр ваших личных вещей!
- На каком основании? – спрашивает Никитин.
- На основании имеющейся уНАСоперативной информации и предоставленныхМНЕполномочий! – гордо сообщает Угаров.
- И эти «полномочия», разумеется, подтверждаются соответствующим документом, подписанным военным прокурором? – не без ехидства спросил Никитин.
- Вот мой документ! – тычет Угаров Никитину в нос своей краснокорой «ксивой», - Если вы немедленно не подчинитесь моим требованиям, мы будем вынуждены применить силу!
- Да что вы говорите? – вполне искренне изумляется Никитин, и бросил взгляд на свиту старлея.
Левончик-кормилец, у которого спецназёрам всегда можно было разжиться лишней парой-тройкой коробок горных пайков, чтобы дотянуть до получки, стыдливо отводит свои маслянистые очи.
Солдатик из ОБАТО вообще не знает, куда деваться, дрожа от страха и явно мечтая провалиться сквозь землю поглубже, лишь бы оказаться подальше отсюда.
- Ну! – рычит Угаров, выдергивая из кобуры «макаров» и наставляя его на Никитина. Этому дауну невдомек, что любой офицер СПЕЦНАза, терпеть не может когда на него наставляют ствол, а еще – когда и понукают. Поистине ангельскому терпению Никитина приходит конец.
Сначала «макаров» улетел в дальний угол.
А потом Никитин точным, расчетливым ударом правой, изо всей дури, заехал Угарову прямо в «пятак».
Улететь далеко ему стенка помешала. Треснувшись башкой, особист сполз на пол. Из расквашенного соплевыделяющего органа обильно хлынула кровянка на хэ-бэ.
Никитин стоял над ним, пыхтя, и явно сдерживал себя, чтобы не врезать тому ещё.
На шум повыскакивали из своих комнат в коридор офицеры, проживавшие в модуле. В дверном проеме сразу возникает толпа. Среди них Карась, Боцман, из-за спин выглядывает долговязый Змей, торчит рыжая макушка нашего «истинного арийца» Андрюхи Райнеке, выше всех маячит цыганистая голова Кирпича. Только Шуры почему-то среди них не видно.
- Что тут за чертовщина? – Протиснулся сквозь толпу офицеров в исподнем Змей – единственный из всех собравшихся, одетый по форме. Его, как старшего по званию, безропотно пропустили.
- Да вот, товарищ майор, - указывает Никитин рукой на все еще бесчувственное туловище верного дзержинца-ежовца, прикорнувшее у переборки, – Ворвался сюда, ко мне, ни свет, ни заря, чего-то орать начал, пистолетом махать. А потом споткнулся вдруг о порожек, упал на пол, и сопатку себе разбил. Верно, ребята? – спросил я у перепуганных «понятых».
Майор огляделся.
- А я что? – снова отводит свои бегающие глазки «застенчивый воришка» Левон-джан,- Я ничего не видел. Я сзади стоял.
Зачуханный ОБАТОшник вообще лишился дара речи и лишь с готовностью часто кивает головой. У него сейчас, видно, одна мысль: как бы живым отсюда уйти. О нравах и обычаях СПЕЦНАЗа в батальоне обслуживания ходят легенды и саги.
- Ай-яй- яй! Какая неприятность! – Змей с любопытством наблюдает за попытками слегка, но не до конца очухавшегося Угарова
