Прощание - Кивижер Паскаль
– И все же, кузен, – поддержала Элизабет, – будь я на твоем месте, смотрела бы в оба. У Т. Б. благие намерения, но вот тебеисты… Они-то точно не ожидают, что ты вдруг бросишься петь им дифирамбы. Они вполне могут прибегнуть к насилию, чтобы свергнуть тебя.
– Насилие, опять насилие… Откуда бы оно ни шло – хоть справа, хоть слева, хоть от моего братца, хоть от кого другого – оно наткнется на все тех же мушкетеров. Где книга? Вот ключевой вопрос. Мне нужна книга.
– В данный момент она под подушкой, – сказала Эма.
– Под чьей?
– Под твоей.
Тибо выронил вилку. Он что, спал на гениальном труде? Манфред поднес ему новый прибор, и он вздрогнул от неожиданности.
– Ох! Манфред! Вы ведь всё слышали, как и всегда. Скажите, что вы обо всем этом думаете?
– Моя задача, ваше королевское величество, не думать, а служить, – сообщил Манфред, прекрасно иллюстрируя столь огорчавшую Т. Б. услужливость.
– Ну что вы, – попытался умаслить его Тибо, – вы прекрасно умеете думать, по крайней мере, временами. Бывает же с вами такое, правда?
Но камергер молчал. А то, что думал, предпочел оставить при себе: если от слуг не нужна будет услужливость, то и сам он станет никем. Его правление также рухнет. Книга Т. Б. пугала его, а мысль, что Тибо может самолично ускорить свой закат, внушала ужас. Словом, он был куда большим монархистом, чем король.
45
Все последующие дни Тибо провел, мечась по кабинету как лев по клетке. Он послушался совета Гийома и жил теперь в четырех красных стенах. Чтобы отвлечься, он читал, перечитывал и зазубривал «Власть». Декламировал вслух наиболее меткие выдержки. Ясные, мощные, неопровержимые доводы. Оригинальнейшее описание новой системы власти, управляемой избранниками из числа народа, каждый из которых служит конкретной провинции.
Особенно много Тибо размышлял над тем местом, где Т. Б. описывает королевство Краеугольного Камня как великий парадокс. Благодаря длинной череде просвещенных монархов, оно было крайне близко к справедливому обществу и оттого меньше других осознавало, чем опасна монархия. Оно могло бы стать путеводной звездой новой цивилизации, если бы нашло силы усомниться в собственной основе. С этой точки зрения, несколько часов, которые Жакар провел на троне, способствовали справедливому взгляду на вещи больше, чем столетия спокойного правления разумных королей: они приподняли завесу, скрывавшую правду.
Опасаясь, как бы тебеисты не стали реальной угрозой, Тибо охотно пустил слух, что он восхищается загадочным автором, разделяет его взгляды и надеется когда-нибудь встретиться с ним. Мысль, что король благосклонен к противнику монархии, конечно, покажется невероятной; однако она посеет сомнения, и тебеисты не решатся взяться за оружие. Что до других угроз, Тибо все чаще виделся с мастером Бове, его сыном Ланселотом и их пернатыми шляпами. Он изучал оборонительные подходы других королевств и лихорадочно переписывался на этот счет с советницами. За неимением времени он поручил Западные Леса Гвендолине Дорек, хоть она и отвечала уже за Центр. Относительно свадьбы капитана он был совершенно непреклонен, несмотря на растущее внутри дурное предчувствие.
Что, если и Жакар готовится к празднику?
Тут Тибо был в полной безвестности. До свадьбы оставалось чуть больше недели, а он понятия не имел, где прячется его брат. Как обороняться, когда даже не знаешь, откуда ждать удара? Когда нет ни единой зацепки? Все надежды возлагались исключительно на Эсме, на пускай слабый, но шанс, что она сможет проникнуть в стан врага.
Но Эсме продолжала жить в подвешенном состоянии. Все уже знали, что король больше не отправляет с ней никаких важных писем и что он заделался сводней для доктора Корбьера. Она всюду об этом жаловалась и даже топтала конверты. Она говорила, что от «этого унылого Корбьера» ее давно «тоска берет» и что в нем «полным-полно недостатков». А когда у нее спрашивали, каких именно, она лишь повторяла: «да полным-полно». Такие разговоры стоили ей огромных усилий.
В остальном, кроме как презирать Лукаса, злословить про короля, настраивать против себя весь двор и отвозить посвященные Марго творения Герцога Овсянского, делать ей было особенно нечего. Желая показать «врагу» свою доступность, она старалась, чтобы ее всегда легко можно было найти: не запирала комнату, не закрывала окон и каждый вечер допоздна гуляла в одиночестве по пустынному саду. Одевалась она легко, чтобы холод пробрал ее. Чтобы чувства, суетящиеся внутри, тоже окоченели. А кожа, онемев, забыла прикосновения Лукаса. В конце концов она промерзала так, что не ощущала ни ушей, ни пальцев ног, но чувства метались с удвоенной силой, и кожа помнила всё.
– Уволь ее, – посоветовал наконец Гийом.
– Но с моими письмами в сумке она куда ценнее как наживка, – возразил Тибо.
– А может, наоборот. Пока у нее есть допуск в твой кабинет, она может быть двойным агентом.
– Но мы ведь этого от нее и хотим.
– И они это понимают.
– Хм-м…
– Лучше сжечь мосты. Она недавно потопталась на одном твоем послании. Воспользуйся предлогом. Уволь ее.
И Тибо вызвал Эсме в последний раз, чтобы официально дать ей отставку. Она приняла это с должной выдержкой:
– Хорошо, сир. За час я соберу вещи.
– Нет-нет, ты должна остаться неподалеку. Я буду терпеть твое присутствие во дворце из любви к придворному поэту. Так что всецело посвяти себя пересылке его од. А вот из гостевого крыла ты съедешь, поскольку положение твое меняется. Найдем тебе где-нибудь комнатушку попроще.
Эсме подумала, что простая комнатушка при дворце все равно будет лучше ее жалкой мансарды в Ис и что герцог Овсянский внезапно оказался ее спасителем.
– А что потом, ваше величество? В ваш кабинет мне будет уже не войти. Если враг наймет меня и мне удастся что-то узнать, нам понадобится посредник.
Тибо уже это обдумал. Нельзя, чтобы посыльную видели с кем-то из влиятельных лиц: с капитаном, с судьей, с советницами. Ей также нельзя подходить ни к стражникам, ни к Манфреду, ни к королеве, ни к доктору Корбьеру, само собой. Мадлен? Не умеет хранить секреты. Марта? Никогда не бывает одна. Лемуан? Затворник, будет слишком подозрительно. Шарль? Эсме нечего делать в кузнице. Лисандр? Даже не обсуждается. У Тибо была мысль получше, однако она ему совсем не нравилась. Пришлось бы вовлечь человека, которого он совсем не хотел подвергать опасности. Но так как выбора не было, он решился.
– Если нужно будет сказать мне что-то, возьми в библиотеке книжку.
– Ага… Ясно, сир. Однако я не строю иллюзий на этот счет. Вероятно, о содержании писем я ничего знать не буду. А буду знать только число и расположение адресатов, как вы сами сказали. Для сведений такого рода я придумала тайные обозначения – на карте острова, которая лежит в вестибюле у главного входа.
– Ты про ковер? Ну и какие?
– Я буду помечать водой те точки, сир, куда меня посылали накануне. Не сама, а попрошу одну девочку, с которой дружу, чтобы она делала это с утра пораньше, до школы. Лаванду, младшую дочь Манфреда. Она хорошо знает географию. В худшем случае ей влетит, но она привыкла. А вода – она сохнет. Если же обнаружите несмываемое пятно, считайте, что это очень плохой знак.
– Великолепно. Королева будет каждое утро проходить там.
– И еще, сир, вот что: в случае серьезной опасности я… я обрежу волосы. Чем короче, тем серьезнее опасность. Если же вдруг узнаю что-то большее, тогда возьму книгу. Ну а нет, тогда…
Эсме изобразила пальцами ножницы.
– Как хвост у Зодиака.
Тибо кивнул: он был впечатлен. Поскольку сам он больше не покидал кабинета, он попросит следить за ее волосами Гийома, Эму, Элизабет и Лукаса. Не затягивая дольше разговор, он простился с незаменимой посыльной. Сразу после он прилюдно объяснил отставку посыльной тем, что вынужден окружить себя исключительно людьми, достойными безоговорочного доверия. Эсме потеряла такое доверие, а вместе с ним – и работу. Пусть этот случай послужит всем примером.
