Тень Копья Оро (СИ) - Эрли Моури
— Да, только его крошечный разум интеллектом не блещет. Извините за каламбур, — Быстров сбавил скорость, подстраиваясь под параметры орбиты «Тезея» и послал запрос-подтверждение бортовому компьютеру.
— А когда солнце встало, я пакет с деньгами закопал в листве под деревом — взял себе тысяч двадцать рублями и сотку баксов — и направился к поселку, — продолжил Шурыгин. — Решил добраться до Москвы, там сразу сходить по адресу, что вы мне написали. Лесом пошел до трассы, там на попутке. Ваши друзья меня кое-как приняли, хотя ощущение было нехорошее, будто я в той чертовой квартире человек чужой и совсем неугодный. Не вынес я у них дня. Сказал им, чтоб не обиделись, будто возникли срочные дела и на такси в Зеленогорск. Ехал, а перед глазами наш с вами последний день. И невыносимо сильно захотелось мне вернуться под Льялово, посмотреть на останки «Волги». Не машина меня, конечно, интересовала — хотел перед Агафоном извиниться за бессовестное бегство, попрощаться с ним и похоронить по-человечески. Думал пепел собрать, в платочек и потом где-нибудь придать земле. Как положено, так чтобы душа успокоилась, и было место, где можно о нем вспоминая в тишине водки выпить. Только «Волги» я не нашел. На ее месте лишь черное пятно и оплавленный грунт. Вот там меня и взяли. Не знаю кто. Из кустов выскочили, сразу рожей в землю и руки сзади прихватили наручниками до боли, что я выл и матом орал одновременно. А потом лучше не вспоминать… За Москву куда-то отвезли. Все допрашивали, допрашивали, били по пять раз на день. Угрожали, что трупы, оставшиеся возле дачи Арканова, на меня повесят, и милиционеров сгоревших, и еще чет его знает чего. В глаза чем-то светили, на полиграфе часами мучали, и в вены гадость какую-то кололи. Все ожидали, что я сдамся им со всеми правдами и неправдами, тайными мыслями. По тебя, Васильевич, много спрашивали. Про тебя, Арканова и Ваалу. А чего мне рассказывать? Я же и не знал толком ничего. Вот только про квартиру твою на Вятском переулке пришлось сболтнуть, потому что они о ней и так знали.
— Это ничего, Сань, — Глеб небрежно махнул рукой. — Здесь и скрывать нечего.
— А про меня мог бы им все выложить и пробрехать побольше, — хохотнула Ивала. — Знать бы, кто тебя пытал… С какой радость я бы их отыскала и рассказала столько о себе интересного, что им бы сразу жить расхотелось.
— Потом о «Волге» моей много расспрашивали: что я с ней сделал, почему и как летала. Причем вопросы были, мягко говоря, неумные, — Шурыгин пренебрежительно скривил губы. — А дней через пять, появился мужчина с бритой головой и наглыми усиками. Он предложил мне так: или, говорит, на зоне среди зеков пропадешь, или будешь работать на благо родины по электрогравитации и другим сопутствующим темам. Здесь я и думать не стал. Обрадовался несказанно, и очутился у «Каракурт».
— Понятно, Сань. Я ж тебе говорил: сразу на поезд и дергай подальше в тайгу. А ты не послушал. Ладно, главное, что ты жив-здоров. А нам с тобой много еще о чем надо порассуждать. Вот сейчас причалим, — Быстров направил катер в раскрытый люк, мигающий яркими огнями. — Отдохнешь, мысли в кучу сложишь, освоишься. Надеюсь, в этот раз ты не против межзвездного перелета или снова будешь цепляться за Землю-старушку?
— В этот раз не против, — Сашка на миг зажмурился: ему показалось, что катер сейчас врежется в пульсирующую красными огнями стену.
Однако машина замерла в метре от металлического препятствия и тихо опустилась на пол ангара. Энергично загудели насосы, закачивая воздух. Когда Быстров погасил энергопотоки терса-контура и перевел космолет в режим ожидания, индикаторы над дверью замигали разрешающим зеленым светом. Ивала первой сбежала по трапу и став посреди площадки призывно махнула Шурыгину:
— Это наш дом, Сашка! Наш чудесный звездный дом! Лучший во вселенной!
Александр Владимирович спрыгнул за галиянкой, огляделся, держа навесу сверток со своей старой одеждой.
— Надеюсь, я не сойду здесь сразу с ума. А, Глеб Васильевич? — он обернулся на Быстрова, обвешанного с ног до головы оружием. — Вы долго мучились или скоро привыкли?
— Я? Я… А хрен его знает. Думаешь легко из тесной кабины истребителя в межзвездный крейсер? — Глеб пожал плечами и двинулся к двери. — Тогда у меня было хорошее лекарство от сумасшествия — графиня Олибрия. А у тебя есть Ивала Ваала. Считай, что она — твой личный психотерапевт. Хотя с ней скорее свихнешься, чем обретешь мир в душе.
Створки двери разошлись с тихим хлопком.
— Кэп! Добро пожаловать на борт! — на пороге появился счастливый Арнольд. — О, госпожа Ивала, как я соскучился по вашей улыбке!
— Шварцнегер!.. — потрясенно проговорил Сашка, роняя сверток на пол. — Глеб Васильевич, что же это такое⁈ Клянусь, натуральный Терминатор!
— Эт привыкай, — закуривая, отозвался Быстров. — Всего лишь наш домашний андроид Арнольд. Хороший парень: в меру умен, прямодушен, усерден. Только к Ивале неровно дышит. Тихо любит ее и цветами одаривает, преимущественно бумажными. Иногда не прочь ухватить за мягкое место. Смотри, Санька, если расслабишься, отобьет ее у тебя.
— Отобьет? Глеб Васильевич, да я, если только что, ему сразу в морду. А ну-ка с дороги! — Шурыгин взял галиянку под руку и решительно направился к выходу из ангара.
Арнольд тяжко вздохнул и посторонился, моргнув несчастными глазами.
Через несколько часов дальний разведчик «Тезей» сошел с орбиты Земли, чтобы начать разгон для броска к системе Идры. За Марсом состоялся последний сеанс связи между кораблем Быстрова и «Тирату», тоже готовившимся к дальнему перелету.
Глава 28
Совершив за свою жизнь не мене полутысячи гипербросков, Глеб никогда не выходил так близко от звезды. Идра пылала всего в шестнадцати миллионах километров, похожая на косматую дьяволицу. Казалось, ее бело-голубые лучи пронзают защиту и корпус «Тезея», острыми иглами вонзаются в кожу звездолетчиков.
— А мы едва не поджарились! — воскликнула Ивала, глядя с восторгом и небольшой долей страха на звезду.
— За малым, — согласился Быстров. — Сбой масс-детекторов, стабилизаторов или программы коррекции. А? Что скажешь, Саш?
— Сказал бы, но боюсь соврать, — Шурыгин повел широкими плечами, покосился на строки с обобщенными данными — разноцветной вязью они пробегали по темному пластику.
Всеобщий язык Сашка научился понимать так же хорошо, как пристианский, но пляшущие пред
