Принц Лакронии - Евгения Сергеевна Теплова
Принц обернулся к Лили – самые красивые на свете глаза наполнились слезами, два тихих ручейка соскользнули по вискам и затерялись в кудряшках. Ему померещилось, или она улыбалась?
Странно было бы признаваться в любви после того, как поручил её другому. Но и уйти сил не нашлось. Теперь ему хотелось быть рядом до последней минуты. Глядя на звёздное небо, Принц вспомнил другую тёплую, звёздную ночь – пять (или сто?) лет назад, на пустыре, по дороге к серой башне. «А если и твой муж погибнет?» – спросил он тогда. Как в воду глядел. Тогда не надо любить его как живого, не надо…
Время от времени он ронял голову на руки и проваливался в сон. Сон был на удивление приятным: они с Лили летели куда-то вдвоём счастливые-пресчастливые. Потом он пробуждался, вспоминал обо всём и старался снова погрузиться в грёзы. Заметил Порфа, бредущего в хижину, когда уже занялся рассвет. Снова провалился в сон, и во сне Порф позвал его к себе.
Принц с трудом открыл глаза, поднялся, размял затёкшие ноги и шею и направился к хижине. Изнутри била дрожь – от свежего воздуха, недосыпа и… страха. Принц то и дело встряхивал головой, чтоб прогнать его. Пока он шагал босиком по мокрой траве, озноб забил так, что зуб на зуб на попадал. Принц порадовался, что Лили с Риччи не видят его в таком состоянии. Заглянул в хижину:
– Доброе утро! Вы звали, или мне приснилось? – выговорил он с трудом. Порфа он не стеснялся – напротив, хотел получить его поддержку.
– Проходи, проходи, – вместо ответа пригласил Порф.
– Уф… – Принц бухнулся на тёплый, мягкий пол из сухих листьев, и Порф накинул ему на спину плед.
– Удалось поспать? – спросил он – сам-то явно не сомкнул глаз и сейчас очень напоминал Принцу дедушку – та же грустная усталость и некоторая отрешённость во взгляде.
– Вроде да, – ответил Принц.
Дрожь потихоньку унялась, Порф молчал, а Принц чувствовал, что вчерашний разговор не закончен.
– Няня говорит, утро вечера мудренее, – начал он, ещё не понимая, что собирается сказать, – но у меня в голове снова такой сумбур – немногим лучше, чем вчера. Все эти дни мы куда-то или от кого-то неслись, чтобы в результате прибыть туда же, откуда сбежали. Иногда я будто нащупывал смысл происходящего, но тут же его терял. Я так не могу. Я привык ставить цели и достигать их. А теперь промежуточные цели ставит кто-то другой, а конечная цель мне вообще не сообщается. В чём она на самом деле? Помешать маме стать колдуньей? Дедушка мог и сам заблаговременно объявить ей свою волю, а я бы мог летать на ковре, сколько угодно – блюстителю бы в конце концов надоело за мной бегать… Вернуть корону? Но она даже нас с Лили не спасла от нападения блюстителя. Может, предполагалось, что я должен в результате как-то резко возмужать, помудреть за эти несколько дней? Но и этого не случилось. С каждым днём решимости всё меньше. И разумения тоже. Боюсь, как бы не пришлось силком вытаскивать меня из этой тёплой хижины.
– Как я тебя понимаю, – по-доброму усмехнулся Порф. – Но весь секрет в том, что Савиэль может действовать в нас лишь тогда, когда мы позволяем ему это делать. Для этого нужно признать свою ограниченность и довериться ему настолько, чтобы принять любую волю о себе.
– Первый шаг я сделал, – нахмурился Принц, – а второй – не успеваю. Нет во мне доверия. Не покидает ощущение, что меня используют…
– Патрис, – перебил его Порф, – я денно и нощно прошу Савиэля о том, чтобы он доверил мне хоть десятую часть того, что доверил тебе, а ты жалуешься.
– Вы просите, но вам не позволяет, – покачал головой Принц. – А меня никто даже не спрашивает. Почему так?
– Потому что ему виднее, что лучше для каждого из нас.
Принца не удовлетворил ответ.
– Вы знаете про повелителя боли? – он вытащил свой последний козырь.
– Да.
– Про него вы тоже скажите, что Савиэль не использует его, а что-то там ему доверяет?
– Что ты имеешь в виду? – не понял Порф.
– То, что он отправляет его к кому нужно, хотя тот рискует подвергнуться страшным мучениям или погибнуть, совершив добрый поступок.
– Ты ошибаешься, – спокойно ответил Порф, – он отправляется к тому, к кому подсказывает ему сердце.
– У него заморожено сердце! – возразил Принц.
– Полная заморозка продержалась недолго, – улыбнулся Порф. – А совсем без неё он бы не выдержал.
– И он не боится обещанной кары?
– Боится, но сострадание сильнее, – ответил Порф. – Он стал настоящим повелителем боли.
– Если колдун совершает добрый поступок, да ещё по велению сердца, он должен погибнуть, разве нет? – не мог поверить Принц.
– Он не колдун, – огорошил его Порф. – Главный колдун пытался поручить это дело колдунам, но им, как и ему, слишком претит избавлять кого-то либо от мучений, и тогда он выбрал человека. Наделил его способностью слышать боль и молниеносно перемещаться в пространстве.
– Но почему он сам не укажет ему, к кому отправиться?
– Наверное, не хочет рисковать, – предположил Порф.
– Неужели он не догадывается, что повелителем боли движет сострадание?
Порф пожал плечами.
– Главный колдун отлично слышит наши страсти, а вот сострадание ему так противно, что он предпочитает его совсем не замечать. А уж признать собственный просчёт ему вовсе не по силам. Ну и боль всё-таки не исчезает: колдуны пускают её в дело и порой небезуспешно.
Принц хмыкнул.
– Выходит, что Савиэль использует всех, включая главного колдуна.
– Для чего? – уточнил Порф.
– Для того, чтоб привлечь людей на свою сторону.
– А зачем ему привлекать людей на свою сторону?
– Не знаю, – ответил Принц: ему было куда привычней задавать вопросы, чем отвечать на них.
– А я знаю, – Порф пристально посмотрел ему в глаза. – Чтобы даровать им вечную жизнь в его любви. И ты уже не раз мог в этом убедиться. Но предпочитаешь слушать колдовские наветы про игры, использование и прочее.
Принц вдруг почувствовал, будто внутри рухнула воздвигнутая им самим стена. Какое из услышанных слов её разрушило – он понятия не имел. Да, он хочет и может верить в то, что говорит Порф. В то, во что верил дедушка и верит Лили. Впрочем, он всегда хотел, но почему-то не позволял себе. Он привык сомневаться во всём и всех, кроме себя. Это было тяжело,
