Дети войны - Влада Медведникова
Я сажусь, смотрю на Бету – она поспешно вытирает глаза, берет меня за руку. Бета плакала, пока я спал, мне больно видеть ее слезы.
Я не могу сдержаться и отдаю ей шквал, пришедший ко мне из сна. В нем вся моя уверенность, вся сила, все мои звезды, каждое сражение, каждый удар, каждый боевой клич.
Слушая этот шторм, Бета сияет, и я понимаю, какой она была в битве.
– Мы последние дети войны, – говорю я. – Война – наш единственный путь. Все меняется, но мы не сможем жить по-другому.
– Мой путь остался прежним. – В глазах Беты отражаются солнце, победа и сила. – И я иду с тобой.
6
Мы пришли сюда на закате.
Позади остались холмы, ковыль и вереск, и перед нами лежала равнина, поросшая высокой травой. Ветер здесь шептал сладко, говорил о весне: трава была совсем юной, хоть и доставала мне до пояса. Стоило коснуться стеблей – и ладони пятнал свежий сок, в вечернем свете он казался золотистым, как вино. Я не удержалась, слизнула капли. Вкус был странным, незнакомым и диким.
Я не заметила, как мы вышли на дорогу. Трава уже поглотила ее, за несколько дней разрушила путь, по которому враги ездили веками. Лишь кое-где остались нетронутые участки, верстовые столбы и дорожные камни.
И домик врагов. Он притаился возле исчезнувшего тракта, бесцветный и словно ненастоящий. Наверное, и до войны в нем жили лишь изредка – внутри он оказался таким же тусклым, как и снаружи. Простой стол без скатерти, оловянные тарелки, как в казарме, ни безделушек, ни занавесок, ни коврика у двери. Но во дворе был колодец, а на полке над очагом – корзина с орехами.
Солнце уже зашло, и мы решили остаться в этом доме.
Я нашла на полке светильник – не газовый фонарь, а старинную деревенскую лампу. Из нее пахло прогорклым маслом, сквозь закопченное стекло виднелся огрызок фитиля. Мельтиар протянул руку, темнота на миг завихрилась на его пальцах, и лампа зажглась. Огонек дрожал и чадил, но не гас. Отблески отражались в мутном стекле.
Мне почудилось – снаружи кто-то есть. По бескрайним лугам бродят опасные тени, подкрадываются, заглядывают в окна, ждут, пока мы уснем.
Как мне могла прийти в голову такая глупость? Я не должна бояться, да и некого. Мы уничтожили и прогнали всех врагов.
Может быть, я хотела, чтобы в мире еще оставалась опасность, чтобы мне было с кем сражаться, доказывать на деле, что мой путь остался прежним.
Но ведь он и правда остался прежним! Я воин, предвестник Мельтиара, и это никогда не изменится, никогда, никогда.
Я прикоснулась к бликам на стекле и сказала первое, что пришло в голову:
– Похоже на зеркала пророков.
– Ты у них часто бывала? – спросил Мельтиар. Он стоял рядом, смотрел в окно вместе со мной.
Я покачала головой. Младшим звездам не так-то просто взобраться на этаж прорицателей. Нужно просить помощи у крылатых воинов: чтобы они подняли нас, взмыли вверх по шахте колодца и приземлились на скальном выступе у входа в пещеры.
– Почти и не бывала, – ответила я. – Только незадолго до войны. Пророки сказали мне смотреть в зеркало, но ничего важного не показали. Там все текло, менялось, а потом появилась лодка. Представляешь? Как у врагов, только черная и с тремя мачтами. Мы потом сражались на побережье, но лодок там уже почти не осталось. И что может значить такое пророчество?
Мельтиар молча обнял меня. Наши отражения качнулись в стекле.
«Я думал, меня убьют на войне», – так он сказал. Может быть, ему это предсказали?
– А ты? – тихо спросила я. – Что ты видел в зеркалах?
Мне показалось, он не ответит – таким долгим было молчание, таким тяжелым и темным.
Но он заговорил:
– Я с детства вижу сон. Как будто стою на берегу, играю на флейте. На море буря, и сквозь нее идут корабли врагов. Их много, не сосчитать. И я хочу уничтожить их. Знаю, что должен.
Как наяву я увидела это: бурлящее, неукротимое море, рваные облака под шквальным ветром и армаду кораблей, все ближе, ближе, ближе. А на скалах – одинокая фигура и отчаянно поет флейта.
– Я спрашивал у пророков, – продолжал Мельтиар, – о чем этот сон? Они сказали: «Это воспоминания о прошлой жизни». Память о времени завоевания.
Неужели он и правда был там один? В том времени, в тех снах? Но все это в прошлом, мы победили, наш мир свободен. Но ведь после победы Мельтиара судили, и когда я нашла его, рядом с ним никого не было.
Я хотела сказать хоть что-нибудь, но не смогла. Лишь прижалась к его плечу, обняла крепче.
Это была наша третья ночь вместе. И в этот раз, как и прежде, пробуждение показалось мне частью сна.
Наше дыхание смешалось, я не могла различить, где начинается мой вдох, чьи удары сердца я слышу. Воздух вокруг нас был жарким, как летний полдень, лишь издалека доносилась прохлада, словно явь пыталась проникнуть в сон.
– Просыпайся. – Голос коснулся моих губ, оставил горячий след. – Нам пора.
Я послушалась. И чтобы вернуть мыслям ясность, вынырнуть из снов, сказала себе: это на самом деле, мы далеко от города, в пути, Мельтиар со мной, я люблю его.
Эти слова вспыхнули так ярко, что я задохнулась и открыла глаза.
Мир на миг потемнел: Мельтиар заслонил его, наклонился, поцеловал меня снова, а потом поднялся, отошел. Я сделала глубокий вдох. Воздух теперь стал обычным – холодным, ночным. Утро еще не наступило, почему же нам пора уходить?
Мельтиар застегивал рубашку, глядя в окно.
– Волна преображения, – сказал он, не оборачиваясь. – Слышишь, как она движется?
Я невольно прислушалась, хотя знала, что не различу прикосновение магии. Только ночную прохладу, сладкий аромат, сплетение незнакомых ветров.
Для Мельтиара магия – как дыхание. Наверное, ему легко забыть, что есть те, кто не способен к ней. Такие, как я.
– Нам пора, – повторил Мельтиар и протянул мне руку. Комната была крохотной, мне хватило шага, чтобы оказаться рядом. Наши ладони сомкнулись. – Уйдем, пока никого нет.
Я умела запоминать направление, выбирать ориентиры, двигаться к цели. Этому учат каждого воина. Но сейчас мы шли, раздвигая высокие стебли, и я не могла понять, в какой стороне остались домик и следы дороги. Равнина колыхалась вокруг нас, отблески звезд серебрили листья. Воздух дрожал от песни сверчков, ей вторила одинокая птица – выкликала кого-то.
Я взглянула на Мельтиара. Он шел рядом уверенно, не торопясь, словно путь ему был знаком. Но то и дело вскидывал голову, смотрел наверх.
Звезды. Самый верный ориентир, самые точные знаки.
Даже дома, в комнате учеников, я находила на карте лишь основные вехи небесного пути. И теперь, среди ветра и незнакомых запахов, едва сумела