Трон перьев и костей - Келли Сент-Клэр
– Спи давай, – пробормотал Фаолан.
– Не могу, – буркнула я.
Матрас прогнулся, и я оцепенела еще сильней. Лан что, придвинулся? Или отполз подальше? Сердце бешено заколотилось.
В тихом голосе Лана слышалась нотка мучительной боли.
– Это еще почему, ваше величество?
– Во-первых, перестань меня так называть. А во-вторых… – Я поискала, что бы ему наплести: – Здешние порядки просто варварство.
– По твоему очень предвзятому Благому мнению.
Я повернулась к Лану лицом, хотя в темноте могла разглядеть лишь его силуэт.
– А ты-то почему так не считаешь? С тобой обращаются как с чужаком.
Лан промолчал.
Он – внук героя Благих. Высокопоставленные Благие ненавидели его за это, и не спастись от такой участи даже здесь…
– Каково было попасть в этот двор?
Лан вздохнул.
– Мы оба знаем, что Благие склонны считать, что они превосходят всех прочих. А для тех, кого считают низшими, нет ничего приятнее, чем увидеть, как могущественные падут. – Фаолан потер голову.
Благие и правда страдали пороком гордости, тут сомневаться не приходилось. Однако…
– Ты никогда не считал себя выше кого бы то ни было.
– Может, и нет. Но я внук Луга, не слышала, что ли? – произнес Лан, и я услышала нотки глубинной горечи. – От меня ожидают многого, а я не оправдываю наследия деда.
Вряд ли на это вообще кто-то способен.
Я заелозила, устраиваясь поудобнее, – мне бы еще часок поваляться в той ванне, чтобы как следует отмокнуть и не изнывать от боли. Закинула руки за голову.
– Даже не подумала бы, что тебя это задевает. Ты вечно такой невозмутимый.
Прошло мгновение.
– Здесь… чаще всего здесь в равной степени как хорошо, так и плохо. – Лан снова вздохнул и поерзал.
Я напряглась, меня как током прошило, когда его колено коснулось моего бедра. Затаив дыхание, я сдвинула ногу на пару сантиметров.
– М-да? – спросила я, все не дыша.
Чтоб тебя, Каллик. Возьми себя в руки.
– Мне больше не нужно жить во лжи, – голос Лана стал более глубоким.
И это не мое воображение разыгралось.
– Какой лжи? – пробормотала я и нахмурилась от того, как хрипло прозвучал уже мой голос.
Наши ноги снова соприкасались. И на этот раз я не отодвинулась.
Что-то внутри меня расслабилось, будто в усталые мышцы и отбитые суставы вновь просочился жар ванны. Мы одновременно подались друг к другу, ко мне потянулась тьма Лана, и моя магия приняла приглашение поучаствовать в запретном танце.
В голосе Фаолана прозвучала истома под стать пронизавшему мое тело теплу.
– Я притворялся, будто не знаю, что моя магия Неблагая. За мной по пятам следовала смерть, и скрывать это стало трудно.
Лан все знал заранее, до распределения?
– Когда ты понял?
– Мать годами скрывала, прятала последствия моей магии. Я обнаружил правду в шестнадцать.
Тогда он и перестал навещать меня.
– Она пыталась тебя защитить.
Моя магия начала обвиваться вокруг его, и та, будто ей не нравилось постепенное, осторожное продвижение, рванулась вперед, чтобы поймать мою в ловушку.
Лан фыркнул.
– Защитить? Нет.
Я не сразу поняла, что гнев и обида, терзающие мой разум и сердце, принадлежали не мне. Между нами открылась потайная дверь, и я ахнула, ступив в чужое воспоминание.
Девушка передо мной просияла, возвращаясь к семье на западном берегу реки: ее распределили в Благой двор.
Был редкий случай, когда Неблагие и Благие собирались в одном месте. Разделяющую их реку пересекал широкий мост, и темный двор наблюдал за происходящим с восточной стороны, нарушая леденящее молчание лишь тогда, когда кого-то признавали Неблагим.
Их королева отступила назад, и ко мне повернулся король Александр – строгий и степенный, как всегда.
– Внук Луга. Подойди.
Вот и все.
Даже зная, что произойдет, я пристроился в хвост длинной очереди шестнадцатилетних фейри, которые ожидали распределения. Словно это могло остановить неизбежное. Скрыть правду о моей магии.
Я ее ненавидел.
Мысль, что мне нужно высасывать жизнь, чтобы питать силы фейри, вызывала у меня отвращение с того самого дня, когда я выбрался из замка, использовал магию, чтобы забраться на неуступчивое дерево, и увидел, как в оплату этого погибло целое гнездо птенцов.
Как мог мой род меня отвергнуть? Я должен быть Благим.
И в то же время я знал, что по существу не виноват. Даже родители ни при чем, хотя первые несколько лет после того, как вскрылась правда, я все же их винил. И тем не менее, значит, со мной что-то не так.
Значит, я недостоин.
Я взглянул налево, увидел отца, мать и прочую родню, как всегда холодных и непреклонных, за центральным, ближайшим, столом. Отец пришел в семью извне, хотя и не скажешь, потому что он как палку себе в задницу вставил. Мать же была дочерью Луга, и мой горький взгляд скользнул по семейной реликвии в ножнах за ее спиной – огненному копью Луга.
Оно никогда не станет моим.
Ближайшее будущее это обеспечит.
Ясный взгляд голубых глаз матери на миг встретился с моим, затем она отвернулась к королю.
Я приблизился к нему и сгорбленной женщине.
К Жрице.
Она пряталась под капюшоном так, что не разглядеть лица. Фейри моего возраста подначивали друг друга сдернуть с нее плащ и показать нам, что же под ним. Кожа ее рук была обветренной, покрытой старческими коричневыми пятнами. В остальном, прежде чем встать на колени и склонить голову, я лишь мельком увидел выбившуюся прядь седых волос.
– Внуку Луга не пристало смотреть в землю, – произнесла Жрица.
Король бросил взгляд на нее, затем снова перевел его на меня.
Я вздернул подбородок и уставился на ее протянутую руку. Чуть сдвинувшись, оглядел противников-Неблагих. Безжалостных. Грубых. Черствых. Холодных. Я многое о них слышал, как и все Благие. Даже их ледяная королева ничуть не смягчала мрачную репутацию.
Я не был одним из них – и все же был.
Зажмурившись, я сосредоточился на хороших мыслях. Моя любовь к природе. Смех детей. Тихий щебет птиц на рассвете.
Ее длинные, прекрасные волосы.
Может быть. Лишь может быть, я ошибался.
Потому что я хотел всех их защитить. Не уничтожить. Если бы кто-нибудь мне помог, то я, наверное, сумел бы это предотвратить.
Открыв глаза, я взял Жрицу за руку – и зрачки мои расширились от удивления, настолько крепкой оказалась ее хватка.
Женщина перевернула мою руку к себе ладонью – в другой ее руке я
