Ничейная магия - Ирина Ростова
— И тебе доброе утро, — вежливо сказала она.
— Ты что, двинулась? — возмущенно спросил Виль, когда немного отдышался. Торрен тем временем, пряча улыбку, приветствовал Гронса.
— Нет, я двинула. Тебе. — педантично уточнила Мист. — В следующий раз не будешь дышать на меня помойкой, особенно, так неожиданно.
— Да я вообще к тебе больше никогда не подойду, — огрызнулся Вейларис, все еще потирая ребра. — Психушка.
— Приятно познакомиться, — невозмутимо ответила Мист.
— Тогда вот и с Гронсом приятно познакомься, — широким жестом предложил Тор, — это вот Мист Ле Илант у нас того, глядь, переводчик выдумок. А это Гронс, наш проводник.
Тот подошел ближе, с надрывом харкнул слизью на мостовую и едва слышно проскрипел что-то, что могло бы показаться невразумительным откликом на новое знакомство. Если бы Мист не расслышала знакомо-притягательных корней в этом малоразборчивом бормотании, она не обратила бы на него внимание. Но структура фразы и слов застряли на грани ее сознания, и Мист, прокрутив сказанное в голове еще раз, расшифровала его и разложила по полочкам, и удивилась получившемуся результату.
Ужасный вонючий тип сказал: ард-Гроннен эр-Эландиль Аинэ, и Мист, наверное, была первым человеком за многие годы, кто смог понять, что это значило.
Словно ступая по тонкому льду, она очень, очень осторожно ответила, надеясь, что не ослышалась:
— Раэ иллаве, эр-Эландиль.
Нет, не ослышалась, потому что тот отозвался, хоть и очень медленно, словно вспоминая звучание родного языка.
— Раэ т’иллаве, Моррайт. Тирре эр-Вестре?
Торрен и Вейларис удивленно переглянулись, а Мист, разом растеряв все слова эльфийского языка, попыталась ответить на вопрос. Мастер ли она языков? Конечно, нет.
— Да я не знаю, как правильно назвать свою профессию. Я изучаю фольклор. Но не могу называться мастером, так как еще не закончила Университет. И язык ваш я не ахти как знаю, потому что практиковаться особо не на ком.
Сожжённое солнцем, изборожденное морщинами, которых не должно было бы быть, лицо разрезала неожиданная улыбка, обнажившая почерневшие пеньки нескольких зубов.
— Сейн тирре тэр-Иандэ, — сказал он. — Это правильное слово для всех хранителей знаний.
— Что это тут за тарабарщина? — осторожно уточнил Виль. — Какой такой язык? Что за тиры? Так вы знакомы, что ли?
— Ну, он, — кусая губу, сказала Мист. — Типа эльф. Если вы еще не догадались. По его имени.
Приятели снова переглянулись.
— Гронс, — сказал Торрен. — Это Гронс. Следопыт наш, глядь. Мало ли там какое у него расфуфыренное имечко? Вот этот вот, — он невежливо ткнул пальцем в Виля. — Вообще Вейларис Аларель Сильвед Аркейн, урожденный лэр Имрейс. Только лэрства, не то, что княжества, ему не видать, потому что тупица и вообще, небось, давно изгнан с позором.
— Это было немного больше сведений, чем мне необходимо, — поморщилась Мист. — Фильтруй в следующий раз.
— Ты тоже, — фыркнул Торрен. — Это самое делай. Какой из него эльф? Они красивые, говорят, были, демоны. И потом, Гронс нормальный парень. Он не предает, не ест детей на завтрак, не крадет…
Мист саркастически приподняла бровь, но лекций читать не стала, вместо этого ограничившись нейтральным:
— Как скажешь, Торрен. Эр-Эландиль, если вам еще не сообщали, нам нужно кратчайшим путем добраться до Альфасты. Там должна быть некая вершина, называемая Атайн.
Тот кивнул.
— Знаю. Гора Близнецы.
— А, Близнецы. Я про них слышал. Правда, сам, наверное, не найду. Для меня все горы примерно близнецы. — неостроумно пошутил Виль. — Так отправляемся?
Мист тяжело и обреченно вздохнула на такую профанацию знания и потянулась за своими вещами. Гронс вежливо помог ей закрепить лямки, пока она старалась не дышать (эльф-не эльф, а ароматы он источал прискорбные). И они, наконец, отправились.
Мист старательно молчала ровно до тех пор, пока их могли слушать посторонние уши: но такой ценный источник знаний упускать было нельзя, да и любопытство кусало за всевозможные части тела, поэтому, стоило им выбраться из города, как она сочла возможным пристать к Гронсу, словно охочий до кровушки клещ.
— Я вот слышала, — начала она в надежде зацепить темой Гронса. — Что эльфы, изгнанные святым Амайрилом, скрылись в дальней неприступной твердыне за гранью реальности. И эльфов больше в Эквеллоре нет. А как так получилось, что Вы остались, эр-Эландиль?
Гронс не поддался — только неопределенно повел плечом, а Тор саркастично хмыкнул.
— Мист, глядь, ну хватит. Какой из него такой эльф?
— Настоящий, а не из бабушкиных сказок, — раздраженно отпарировала Мист. — Не мои проблемы, что ты не утруждал себя чтением реальных исторических источников, вместо этого повторяя тупые высказывания ограниченных людей.
— Ограниче…Эй, ты чего? Это я, по-твоему, тупой, что ли?
Мист фыркнула и демонстративно промолчала.
— Судя по выражению ее лица — да, — услужливо подсказал приятелю Виль. — Но, вообще-то, отец мне рассказывал несколько историй про эльфов. Не такие, как я потом в Университете слышал.
— Например? — тут же оживилась Мист.
Вейларис задумался.
— Ну, вот, например, была история про волшебного зайца.
— Волшебного зайца? — недоверчиво уточнил Торрен. — Это эльф магически притворялся зайцем? А потом всех убил и съел?
— Да ну тебя, — буркнул Виль. — Тебе бы все про зайчиков и кровищу.
— Ну, нет, можно еще про зомби и бифштекс!
— Не слушай его, — Мист укоризненно глянула на Торрена. — Рассказывай.
Виль наморщил лоб, вспоминая.
— В стране закатной и далекой, жил когда-то отшельник. Он был благочестив и добр, и дикие звери выходили из чащи приветствовать его по утрам.
— Да неужели, — весело фыркнул Торрен. — И гоняли его по опушке леса, пытаясь съесть?
Вейларис старательно проигнорировал его.
— Волки приносили ему мясо, а медведи — сладкий мед; птицы слетались на его ладони, чтобы рассказать новости, и даже хитрые лисицы крутились у его ног, словно домашние кошки. И вот однажды самый большой из волков, с черной страшной пастью и шрамами на морде, принес ему зайца. Заяц был ранен и тяжело дышал, истекая кровью, но был еще жив. А на туловище этого зайца золотистые волоски складывались в лиственный узор. Отшельник подивился этому и решил выходить зайца. Выздоровев, заяц не стал убегать, а остался жить в хижине отшельника, питаясь травой на опушке леса и прячась в дом при каждом постороннем звуке. Отшельник очень полюбил его и баловал. Так шло время, пока однажды осенью отшельника не подкосила тяжелая болезнь. Ему было так тяжко и плохо, что он был уверен, что скоро умрет. Однако ночью заяц лег ему на грудь и золотистые отметины на его теле засветились мягким светом. Отшельник сразу почувствовал себя лучше и смог уснуть, а утром
