По тропам волшебных лесов - Яна Вуд

Поднявшись на ноги, Фэйр обнаружил Бральда на земле в груде щепок – все, что осталось от увесистой дубины. Борхольд же бесстрашно стоял между зверем и его добычей, выставив перед собой могучие, заскорузлые руки.

– Эй! Громадина! – закричал Фэйр, но диковинная ящерица не обратила на него никакого внимания.

Тогда в ход пошел тяжелый голыш. Звяк – камень угодил в бугристый затылок. На этот раз чешуйчатая голова обернулась. Опасно сверкнули хищные глаза, воздух сотряс очередной раскат утробного рева.

– Вот так. Иди сюда, – прошептал юнец и добавил задиристо: – Что я, по-твоему, невкусный? Да ты таких еще не пробовала!

Листовка грозно двинулась навстречу Фэйру, полетела вперед рогатая голова, разверзлась клыкастая пасть. Но ему только того и надо было. С решительным криком целитель метнул в бездонную глотку заветный мешочек и тут же проворно откатился в сторону.

Ящерица недоуменно поелозила языком, прикусила странную вещицу и… пошатнулась. Страшная голова накренилась влево, потом вправо, листовка стала беспомощно оседать, а мигом позже, обиженно взвыв, тяжко повалилась набок.

Бральд и Борхольд, не сговариваясь, кинулись к Лахте. Женщина приникла губами к детскому лбу и задрожала от ужаса – он был таким холодным! Она чутко прислушалась и облегченно выдохнула – медленно и неохотно, но сердце дочки стучало. Амулет целителя не подвел.

Борхольд неприязненно покосился на ящерицу.

– Издохла?

– Уснула просто, – качнул головой мальчик. – От сон-травы.

Держа светильник в вытянутой руке, он подошел к невиданному зверю и, проведя ладонью по теплому чешуйчатому боку, с благоговейным трепетом выдохнул:

– Листовка…

Бральд недоуменно нахмурился. «Что за странное назвище?» – подумалось ему. Как вдруг в струящемся лунном свете он заприметил нечто, отчего его серые глаза удивленно распахнулись.

По длинному телу ящерицы шел частый рисунок, один в один напоминавший извилистые лиственные прожилки. А цвет ее блестящей чешуи: бурый, желтый, зеленый – повторял все многообразие оттенков палой листвы.

Путники ахнули – не ящерица лежала перед ними, а бугристое всхолмье, щедро припорошенное осенними листьями.

– И впрямь листовка-невидимка! – восхищенно присвистнул Бральд. – Потому-то мы ее и не приметили!

– Да, притаиться на виду – это листовки умеют лучше всех! – кивнул словоохотливый Фэйр.

– Может, пойдем уже? – нетерпеливо вмешался Борхольд. – Или дожидаться будем, пока расчудесная ящерица ваша проснется?

Спорить никто не стал, все устало двинулись вперед. Но сколько ни брели, больше тропки найти не удавалось. Заповедный лес провожал их подозрительными взглядами. И вдобавок ко всему с каждым шагом становилось все темней и темней.

– То ли тут темнота какая-то особая, чародейская, – не выдержал Борхольд, – то ли светильник хваленый перестал мрак разгонять.

Мальчик пристально оглядел светильник и огорченно цокнул:

– Разбился! Видать, когда нас листовка сшибла с ног. Скоро совсем погаснет.

Бральд кивнул.

– Надо поторопиться!

Они ускорили шаг, но в таком тусклом свете быстро двигаться не получалось. Чуть погодя лунный свет окончательно истаял, а вместе с ним канули в небытие и надежды отыскать тропу. Бродить в потемках толку не было – все это хорошо понимали. Не сговариваясь, хмурые и удрученные, они без сил опустились на землю, привалившись спиной к широкому древесному стволу.

Первое время люди сидели молча, каждый погруженный в свои невеселые мысли. В лесу было тихо. Даже беспокойный осенний ветер уснул, то ли от усталости, то ли от скуки. Лишь изредка какой-нибудь пожелтелый лист срывался с ветки и с печальным шелестом опускался на землю.

– Что дальше делать будем? – наконец нарушил молчание Борхольд.

– Ждать, пока я что-нибудь не придумаю, – отозвался Фэйр. – Или пока не рассветет, тогда тьма хоть немного рассеется.

– Предлагаю ждать у костра, – вмешался Бральд, поднимаясь. – Лахта уже как осиновый лист трясется. Да и меня, надо признать, дрожь побивает слегка.

Фэйр тоже подскочил. Вдвоем они натаскали немного сушняка и мха для растопки. Но сколько ни пыхтел над ними с кремнем и кресалом Бральд, а потом и Борхольд, – пламя не занималось. В лесу было сыро, и хворост напитался влагой. Крошечные искорки, едва народившись, тут же тускнели и гасли.

– Ты бы помог, что ли! – вконец потеряв терпение, бросил Фэйру старик.

– А что я могу? – изумился тот. – Всякие штуки волшебные – это всегда пожалуйста. Но сам-то я не волшебник! Не пастырь какой-нибудь. Простой человек. И не умею так – махнул рукой, и загорелось!

– Да знаю, – скривился Борхольд. – Ну, мало ли что у тебя там в суме еще припасено.

– Не, ничего такого нету, – с сожалением ответил тот.

Старик кивнул и неожиданно хлопнул в ладоши.

– Тогда давайте поедим. Как у нас в деревне любят говорить: «Утолишь голод – позабудешь холод». – С этими словами он извлек из мешка душистый хлеб, разломил его и раздал своим спутникам.

Ужинали молча, запивая водой. Всего ничего – но озноб и правда отступил. Пережитый ужас постепенно разжимал когти, неохотно обращаясь в свежее воспоминание.

– Так что это был за зверь? – спросил Борхольд.

– Обычный волшебный зверь, – нехотя ответил Фэйр, ожидая подвоха. – Ночью видит как днем, зато днем не видит ничего. Оттого днем спит, а ночью охотится. С холодами листовки в спячку впадают. Вообще, они особой храбростью не отличаются, из-за зрения своего и оттого, что живут в глуши. Ума не приложу, отчего эта так яро набросилась…

– А что в них такого волшебного? Ну, прячутся искусно, ну так это и наши звери умеют, – крякнул старик.

– В глазах, – был ответ. – Говорят, если заглянуть в глаза листовки, можно увидеть свое будущее.

– Да ладно! – недоверчиво бросил тот. – А не брешут?

– Не знаю, сам не пробовал, – пожал плечами мальчик. – Да и, думается мне, мало кто видел. Она же не станет смирно стоять и ждать.

– Кто его знает, – задумчиво проронил Борхольд. – Глазищи-то у нее здоровенные, что два колодца… Быть может, и не брешут.

Они помолчали.

– Чую, после нашего странствия в деревне добавится рассказов про огромных кровожадных чудовищ, кишмя кишащих в Заповедном лесу, – невесело усмехнулся Фэйр.

– Про поход я ни с кем трепаться и не собирался, – отрезал Борхольд. – А если бы и стал, такого бы не сказал.

– Неужто? – настал черед мальчика удивленно поднять брови.

– То, что ящерица огромная, – это да, – качнул головой старик. – Но так ты того и не скрывал. А что до кровожадных чудовищ… Кидалась, конечно, здорово. Но ведь ты сам про спячку сказал. А сейчас самое время – зима на носу. Видать, листовка и спала, покуда мы не помешали. А когда животное вот так подымешь, оно с голодухи напрочь лишается страха. Взять хотя бы нашего