Сто страшных историй - Генри Лайон Олди
— Мисо, мисо[8]… — бормотал Мэмору себе под нос. — Чую, пахнет!..
— Подайте, добрый господин!
Нищие обретаются на базарах или рядом с лавками — там подают лучше. Ну, ещё возле храмов. Этой глупой женщине — разлохмаченному кому пестрого тряпья — вздумалось промышлять в здешней глухомани, где половина жителей вряд ли богаче её. На что и рассчитывала? На то, что сюда забредёт богатенький и добросердечный самурай? И ведь забрёл же!
— Явите милосердие!
Отлепившись от забора, цветастое недоразумение сунулось мне под ноги, протягивая деревянную миску для подаяний. На её беду, я пытался не отстать от Мэмору и двигался едва ли не бегом. Нищенка промахнулась, подкатившись прямо под длиннющие ноги Широно.
Невиданное дело: просить подаяния у каонай!
Слуга отшатнулся, боясь наступить на дуру, и споткнулся на камнях. Деревянная подставка-перекладина на правой сандалии громко хрустнула и сломалась. Широно покачнулся — и долгий-предолгий миг я был уверен, что он сейчас упадёт. Даже мысленно продолжил начавшееся движение, воочию представив: вот Широно заваливается набок, влетает плечом в забор, некрашеный и занозистый даже на вид; от удара с него слетает служебная маска карпа, безобразная серая личина каонай выставляется на всеобщее обозрение…
Он не упал. Чудом удержался на ногах, вернее, на левой ноге, исполнив замысловатый танец — серию прыжков по колдобинам. Замер, застыл, высоко вздёрнув колено правой ноги.
Как есть журавль!
— Простите, добрый господин, простите! Не гневайтесь!
Прощения нищенка просила у меня. При этом она уставилась на Широно, не в силах оторвать от него взгляда. Ну да, безликий слуга дознавателя скачет на одной ножке — такое не каждый день увидишь!
— Прошу простить мою неуклюжесть…
На нищенку Широно не глядел. По-прежнему стоя журавлем на болоте, этот подлец ухитрился поклониться мне со всем подобающим почтением, не теряя, впрочем, собственного достоинства.
— Неуклюжесть? Скорее я должен восхититься твоей ловкостью.
— Вы мне льстите, господин. Извините за задержку, я готов следовать за вами.
И он сбросил с ног обе сандалии — целую и сломанную — без колебаний встав в грязь, как был, в белых носках.
Ничего, потом выстирает.
Я кивнул ему и ринулся за Мэмору, который — вот ведь гад! — и не подумал нас подождать. Клянусь, я едва не потерял его в здешнем лабиринте, а когда наконец догнал, перерожденец расплылся в ухмылке:
— Пришли! Мы пришли!
Проворно нырнув в незапертую калитку, он поспешил к дому — надо полагать, своему, — нимало не интересуясь, следует ли за ним господин дознаватель.
— Мисо! — донеслось уже из дома. — Супчик!
3
«Вопросы? Моему мужу?!»
Во дворе моё внимание первым делом привлекли шесты. Крепкие бамбуковые шесты длиной в полтора человеческих роста были составлены под тростниковым навесом у колодца, сложенного из плоских камней. С такими шестами мы, бывало, упражнялись в додзё сенсея Ясухиро. Неужто Мэмору тоже посещает додзё?
Позор! Торюмон Рэйден, ты совсем рехнулся?
Что-то я сегодня плохо соображаю. Саке перебрал, что ли? Мэмору — уличный разносчик, он на шесте корзины с товаром таскает. Вон, кстати, и корзины — под вторым навесом вдоль забора. Ни дать ни взять, гнёзда исполинских птиц. В каждую взрослый мужчина забраться может; а если сложится в три погибели, его и видно не будет.
Из-под крышки колодца повалил густой белый дым. От неожиданности я отступил на шаг, потянул носом. Запах показался знакомым. Ну точно! Это не колодец, а коптильня для тофу. Вот вам и первый день после испытательного срока! Что ни мысль — всё мимо.
Соберись, тряпка!
Судя по ароматам, долетавшим из фальшивого «колодца», там коптился жареный творог с чесноком и пряными травами. Рот наполнился слюной, в животе взвыли гулящие коты. Надо было и самому купить пирожков! Сейчас я отлично понимал Мэмору, спешившего перекусить при всяком удобном — а хоть и неудобном! — случае, даже рискуя навлечь на себя гнев должностного лица.
Небось, за обе щеки суп наворачивает, перерожденец! Хоть бы из приличия угостил, что ли? О чём я думаю?! Я пришёл сюда проводить дознание, а не брюхо набивать…
Из дома объявилась женщина: серая застиранная одежда из домотканого полотна, соломенные лапти. Волосы хозяйки были наспех сколоты деревянными, больше похожими на занозы шпильками в подобие самой простой причёски. Завидев меня, женщина упала на колени, ткнулась лбом в землю:
— Господин!
После чего, с ещё бо́льшим проворством вскочив на ноги, она кинулась к коптильне: проверить, не подгорел ли тофу.
— Торюмон Рэйден! — гаркнул я. — Дознаватель службы Карпа-и-Дракона!
Небось, за три дома слышно было. Пусть слушают, мне ещё свидетели понадобятся. Лучшие свидетели, как известно, соседи: проверено многократно.
Женщина замерла над коптильней. Втянула голову в плечи, словно в ожидании удара. Бережно опустила на место крышку, развернулась ко мне, вновь упала на колени.
— Ты жена Мэмору?
— Да, господин.
— Как тебя зовут?
— Асами, господин.
— Тебе известно, что твой муж сделал заявление о фуккацу?
Пауза. С медлительностью смертельно больного человека Асами подняла голову. Я успел поймать её взгляд, где испуг мешался с растерянностью, после чего хозяйка вновь уставилась в землю.
— Нет, господин.
Ответ был лишним. Я и так понял, что Мэмору не поставил жену (невестку…) в известность о своём решении.
— Я задам тебе вопросы. Потом ты задашь вопросы своему мужу. Тебе ясно?
Ещё один перепуганный взгляд:
— Вопросы? Моему мужу?!
Предложи я ей сжечь храм, и то она поверила бы быстрее.
— Да, Асами, — произнёс я как можно мягче. — Вопросы твоему мужу Мэмору. Он сам пришёл в нашу службу, сам захотел, чтобы мы провели дознание. Не бойся, я подскажу, о чём спрашивать.
— Да, господин. Как скажете, господин.
Она всё равно боялась. Тут я ничего не мог поделать.
— Твой муж сейчас в доме?
Я прекрасно знал, где находится Мэмору. Я просто надеялся, что безобидный вопрос успокоит женщину.
— Да, господин. Он ест.
Уже лучше. Хоть пару слов от себя добавила.
— Пусть ест, это ничего. И пусть никуда не уходит. Ты тоже будь здесь. Занимайся домашними делами, как обычно. А я схожу за свидетелями — и приступим. Ваши соседи хорошо знают Мэмору?
— Да, господин.
— Они знали его мать?
— Мать Мэмору? Она умерла, господин!
— Мне известно, что она умерла. Ваши соседи хорошо её знали?
Пауза. Растерянность. Сомнение. Мне не требовалось видеть лица Асами, чтобы всё это уловить.
— Не знаю, господин. Наверное, господин.
— Продолжай, не бойся.
— Эйта её хорошо знал. Мы у него тофу на продажу берём.
Не дожидаясь следующего, вполне очевидного вопроса, Асами указала рукой в сторону соседнего дома. Ну, уже что-то. Для начала хватит.
— Жди меня. Оба ждите: ты и
