Завистливое смирение - Харитон Байконурович Мамбурин
— Мач?
Всё, приехали. Прощай одиночество.
Тихой сапой подкравшаяся кошкоженщина, трогательно беззащитная в очевидно спёртой у Саяки или Матильды ночнушке, примостила худой задик рядом со мной, а затем принялась тяжело молчать. Ну так, намекающе, как обычно молчат женщины, которые с утра с тобой посрались, а теперь вы такие идёте мимо магазина обуви со слонячими скидками. Молчание становится даже не золотом, а чем-то вообще жутким, вроде материи нейтронной звезды. Плавали-знаем, подумал мудрый я, делая себе заметочку, что несознательное существо даже не думает молчать, одновременно сливая Веритасу свой довольно нехилый запас маны, а молчит, зараза такая, чисто в своих интересах.
Ну ладно, помолчим.
Вот что не говори, огроменный плюс гарема — это вовсе не разнообразный страстный секс на всех подходящих и неподходящих поверхностях (кстати, чучело верблюда у Саяки отбирали в горящем Хашанапуре всей командой). Фигня этот ваш секс. Полная. И пожрать мы всё равно готовим по очереди, так что шиш тут, а не почувствовать себя султаном. Главная ценность гарема, о которой я раньше, в еще времена бытия саратовским электриком, не подозревал — в том, что женщины друг друга ограничивают и дисциплинируют!
Одна попыталась надуться? Вторая тут же берет инициативу на себя. Кто-то саякиным голосом, помаргивая подлючими глазками, пытается убедить некоего Мача Крайма вынести вот этот винный погребок полностью? Некая Матильда тут же начинает громко критиковать подобное потакание алкоголизму, от чего к ней тут же присоединяется матерящийся корабль. Тами тащит огромную медвежью шкуру? Мимика тихой сапой вываливает её за борт, морща носик. И так далее, тому подобное. Зло неустанно борется со злом, тараканы следят друг за другом, система работает… пусть не как часики, но все равно прекрасно! Если есть такой змей Йормунганд, жующий свой хвост, то гарем — это кольцо из нескольких змей, держащих друг друга за жопы!
И вот, нате. Сидит, молчит. Намекает. К намекам и цыганам я отношусь однозначно!
— Скажи, почему ты хочешь от меня избавиться? — грустно спросила кошкодевочка, делая максимально жалобный вид.
— Потому, что хочу путешествовать только с теми, кого считаю своими друзьями, — хмыкнул я, пожимая плечами, — Ты к ним точно не относишься.
— П-почему?
— Да потому что ты вредительница. Как была, так и осталась. Сколько раз я спасал тебя? Четыре? Пять? Могла бы из элементарной благодарности хотя бы прекратить насиловать наши уши своим пением. Что? Хочешь сказать, что теперь поешь красивее? Да, конечно. Благодаря нам. Но сколько раз тебя кто-нибудь просил спеть? Я, Саяка, Матильда, Тами? Ни разу. А знаешь, почему? Потому что мы и так имеем твоей музыки куда больше, чем нам хочется. И мне это не нравится. Вот и всё.
— Для меня нет ничего важнее песен!!
Надо же, вскочила, крикнула, ушки и хвостик дрожат, в глазах слезки, рубашечка съехала…
— Для тебя — возможно. Вот и ищи тех, кто придерживается такого мнения. А, да… точно. За 34 года так никого и не нашла, поэтому начала издеваться вообще над всеми подряд? Даже над теми, кто тебя спасает, выручает, исполняет твои мечты? Ну так чему ты удивляешься, если они не хотят рядом видеть такую как ты?
Последние слова я договаривал в спину убегающей девушке.
— Жестокий ты, — осуждающе подметил Веритас.
— Что, тоже купился на эту жалобную внешность? — ухмыльнулся я, — А хочешь, я разрушу твои иллюзии парой фраз?
— Было бы неплохо, — подумав, признал корабль, — А то выглядит это как-то…
— У Мимики есть предмет в виде прозрачной зеленоватой сферы, — поведал я живому судну, — Когда она надевает его на голову, то её голос слышит лишь она сама. Но она им с тех пор, как выучила навык сирен, не пользуется. Теперь понятно?
— То есть, она поёт вам назло, что ли? — удивление в голосе живого артефакта можно было черпать ложками.
— Именно так, — подтвердил я, — Она привыкла петь назло. Ей, Веритас, давно и прочно чхать на чувства других. Её вместе с её мечтой так долго не принимали в обществе, что она разучилась слышать кого-либо кроме себя. А девчонки, потакающие ей из жалости, просто терпят. Ну и какой из Мимики Фуому товарищ?
— Да уж… выходит, я тоже купился на внешность, — пробормотал корабль, — А если так вспомнить разное-всякое, то прав, оказывается, ты.
— Мы все тут с прибабахом, — доверительно сообщил я деревянному транспорту, — Только вот эти прибабахи не мешают заботиться друг о друге и делать что-то конструктивное. Вместе. А вот Мимика так не может, не умеет, и, что самое печальное, даже не собирается учиться. Она получила голос, а теперь сделает всё что угодно для того, чтобы выиграть какой-то там Турнир. Всё, Веритас. Понимаешь?
Корабль замолчал, да и я снова заткнулся, не обращая внимания на едва заметные кончики черных ушей, торчащие из-за угла. Сейчас забавная ситуация: мы нуждаемся в Мимике, знающей, как попасть в Агабахабару. А вот когда попадём… я оставлю кошкодевочку сражаться за свою мечту с теми недоброжелателями, которых она наплодила своими лапками.
…если та, конечно, не образумится.
Шансы на это… призрачные.
Вообще, когда японцы рисуют это своё аниме, шевелить логику считается дурным тоном, даже пыль с неё сдувать грешно. Оттуда и глядит потребитель на огромные глаза, огромные сисяндры, инфантильное поведение и мотивацию уровня «моча ударила в голову». В волшебном мире Фиола дури, конечно, хватает с избытком, но если смотреть на существующий порядок вещей в головах моих нормальных спутниц, то с логикой и мотивацией у них всё в полном порядке. Будущее Саяки чуть не уничтожили сменой класса, от того она и строит новое. Тами всю жизнь обманывали и держали в нищете — гномка хочет стать богатой. Матильда… ну тут всё сложнее с её-то не слишком здоровыми вкусами и планами, но суть та же:
