Кристина Стайл - Спящее зло
— Продолжать? — снова спросил старец.
— Как ты это узнал? Это колдовство?
— Нет. Это всего лишь умение, которое дает Высшее Знание. Как видишь, мудрость тоже обладает какой-то силой. Так надо продолжать?
— Не надо. Дальше все было очень просто. С помощью своего друга, который позже пал от кинжала негодяя, я победил эту гадину. Потом из ее шкуры сделали ножны, и Сенгх подарил их мне.
— А меч? Его тоже подарил тебе друг?
— Нет. Это совсем другая история. Рассказать?
— Позволь мне самому все узнать.
Конан кивнул и протянул своему спутнику клинок.
Меч был слишком тяжел для немощных рук старца, и он положил клинок на колени. Тонкие чуткие пальцы осторожно скользнули вдоль длинного лезвия, словно лаская металл, коснулись рукоятки. Морщинистые веки опустились, и киммериец подумал, что вендийца неожиданно сморил сон, как это часто бывает со старыми людьми. Разглядывая лицо мудреца, непроницаемое и неподвижное, Конан гадал, сколько зим минуло с тех пор, когда лицо это было юным. Он бы нисколько не удивился, узнав, что Чиндара влачит оковы жизни вдвое или втрое дольше, чем отмерено обычному смертному. Вдруг по лицу старика пробежала судорога, затем его исказила гримаса ужаса и отвращения, как будто он коснулся змеи или ядовитого паука. Вендиец отдернул руки от меча, открыл глаза и вперил в варвара мрачный пронзительный взгляд.
— Лучше бы ты оставил этот клинок там, где нашел, на коленях мертвеца… Видно, Светлые Боги спали в тот день, когда ты проник в обитель смерти.
Черные брови Конана сошлись у переносицы, как грозовые тучи.
— Я благодарен тебе, старик, за спасение жизни, хоть ты и помешал мне прикончить гнусную тварь, но не лучше ли тебе идти своей дорогой и не вмешиваться в дела воинов. Этот меч я добыл в честной схватке, и не родился еще тот человек, который отнимет его у меня.
Вендиец досадливо поморщился:
— Язык твой обгоняет ум, а горячность так же безмерна, как и храбрость. Прости, если мои слова обидели тебя, но клинок этот запятнан Злом. Он несет на себе древнее проклятие.
Конан задумался. Обстоятельства, при которых он завладел мечом, были и впрямь необычными. Случилось это во время его побега из Гипербореи, где он был рабом. Когда киммериец, безоружный и полунагой, очутился в лесной чаще на границе с Бритунией, за ним увязалась стая голодных волков. И неизвестно, чем бы все закончилось, не попадись беглецу на глаза нагромождение камней, которые, как оказалось, закрывали вход в склеп. В усыпальнице Конан и нашел оружие. Но прежде чем клинок перешел в руки нового хозяина, варвар выдержал жестокую схватку с ожившим мертвецом, против которого сталь была бессильна — только огонь помог киммерийцу взять верх. Даже теперь при воспоминании об этом юноша поежился. Но потом меч служил ему верой и правдой. О каком же проклятии может идти речь? Или старика пугает один вид оружия? Ведь он без конца толкует о Добре и Зле, о том, что каждая тварь имеет право на жизнь, даже та, что вырвала у него, Конана, кусок мяса из бедра и чуть не отправила в путешествие по Серым Равнинам…
— И ты прости меня за резкие слова, вендиец, — начал юноша уже спокойно, поскольку решил, что нельзя осуждать дряхлого старца за трусоватую осторожность, — но это оружие уже не раз послужило Добру. Меч как меч. Разве что древний.
— Поверь мне, ты носишь беду в своих ножнах. Если меч до сих пор не проявил своих магических свойств, так это лишь оттого, что Зло еще не пробудилось. Оно спит… до поры.
Варвар помрачнел. Как и всякий дикарь, он испытывал суеверный ужас перед колдовством.
— Владелец меча, тот, чей покой ты потревожил, заплатил за него страшную цену и пролил реки крови. — Старик возбужденно размахивал руками.
— Каждый, кто берется за оружие, льет кровь. Я и сам уже пролил ее немало.
— Вижу, словами тебя не проймешь, ибо невежество твое не знает границ. Что ж, придется нарушить запрет и приподнять покрывало Истины перед непосвященным. Подойди ко мне и сядь рядом!
Последние слова пришлись не по вкусу киммерийцу. Он заподозрил подвох. Что, если старик погрузит его в мертвый сон, как чудище в ущелье, или превратит в голубя, чтобы он не мог больше убивать? Вон как он разошелся, глаза жгут, будто угли.
— Неужели ты боишься меня, великий воитель из Киммерии? — ехидно спросил старик, словно прочитал его мысли.
Это был открытый вызов, а Конан никогда не уклонялся от схватки, даже если силы неравны. Варвар опустился на землю рядом с вендийцем, дерзко сверкнув глазами из-под нахмуренных бровей. Старик усмехнулся и, взяв его за руку, положил ее на рукоять меча, а потом накрыл своей рукой — сухой, туго обтянутой коричневой кожей, как у мумии.
— Закрой глаза! — сурово приказал он. — Не бойся, ты не уснешь. Да и голубя, сколько ни колдуй, из тебя не получится. Возможно, в будущей жизни душа твоя и будет обитать в птичьем теле, но это будет тело ястреба или орла. — Он улыбнулся, заметив замешательство юноши, и добавил уже серьезно: — Ты должен изгнать все посторонние, суетные мысли, иначе наше путешествие не состоится.
Киммериец закрыл глаза и замер. Упрямый и недоверчивый от природы, он поначалу лениво гадал, сколько дней пути отделяют его еще от заветной цели.
Как только он минует городские ворота и облегчит кошелек какого-нибудь борова, направится прямехонько в ближайшую таверну. И Конан живо вообразил, как зубы его вонзаются в хорошо прожаренную баранью ляжку. Мясо, много мяса, и никакой копченой рыбы, никаких кореньев, Нергал побери их всех! А еще вино, красное и густое, как кровь, немного терпкое, но не кислое. Вино льется в его глотку, а на коленях у него вертится и хихикает смуглянка, пышногрудая, как та добрая деваха, которая преподала ему первые уроки любви…
— Может, хватит мечтать о том, как ты будешь пожирать трупы несчастных животных и лапать непотребных женщин! — Старец прервал радужные мечты Конана. — Клянусь Асурой, иногда я впадаю в искушение обломать палку о спину молодого осла вроде тебя.
Представив, как сухонький старичок, едва доходивший варвару до середины груди, прыгает вокруг него, словно задиристый воробей, и пытается отходить палкой, киммериец расхохотался. Вендиец сначала сердито сверкал глазами, пытаясь придать себе грозный вид, а потом и сам захихикал, как проказливый мальчишка.
— Ох, мудрейший, — простонал Конан, утирая слезы, — а ты, оказывается, и кричать умеешь! Как наскочил на меня, а! Знаешь, тебе тоже не суждено стать голубем в следующей жизни — ты будешь бойцовым петухом.
— Увы, все мы рабы своих слабостей, — вздохнул вендиец, но в глазах его продолжали вспыхивать искры смеха, а губы невольно кривились в улыбке.
