Алла Вологжанина - На тропе Луны
– Что? – испуганно спросила она. – Что случилось? Ты чего орала?
– Там… – только и смогла выговорить Карина. Слова не шли на язык, она только рукой махнула в сторону комнаты. – Там в зеркале рожа, – выдавила она наконец.
Тетка секунду всматривалась в лицо племянницы, а потом, закусив губу, решительно направилась наверх. Карина потащилась за ней.
Все в комнате было как всегда и так же, как всегда, отражалось в зеркале. К нему-то и подошла Лариса. Уперлась ладонями в стеклянную поверхность.
– Ты видишь, ничего нет!
И обратилась к зеркалу.
– А ты слышишь? Тебя нет! – сказала она с такой злостью, что Карину передернуло. – Тебя не существует, и не смей ее мучить!
С этими словами Лариса изо всех сил двинула ногой по зеркалу. На пол хлынул сверкающий водопад. Но этого Ларику показалось недостаточным, и она, навалившись на шкаф, попыталась его сдвинуть. Безуспешно.
– Помоги-ка, – вдруг обратилась тетка к племяннице совершенно нормальным тоном, словно не она только что разбила зеркало ногой.
Карина послушалась. Вдвоем они подозрительно легко сдвинули громоздкий предмет мебели почти на метр в сторону окна.
– Какая ты сильная, – заметила Лариса, – вот и оборотень в хозяйстве пригодился.
– А что сейчас было такое? – спросила Карина. – В смысле все это…
– Видишь ли, некоторые предметы соприкасаются со всякими потусторонними мирами, – буднично объяснила тетка. – Теперь мы отодвинули шкаф, и больше через него никто не пролезет.
Вот и поди пойми, всерьез Лариса говорит или шутит.
– Что ты уставилась? – продолжила тем временем тетка. – Передачи про экстрасенсов смотреть надо. Кто теперь этот развал убирать будет? Я, что ли?
И, противореча самой себе, она взялась за разбитую дверцу шкафа. Та жалобно хрустнула и отвалилась.
– Зараза! – рявкнула Лариса, едва успев отскочить в сторону.
На дне шкафа что-то сверкнуло. Ярко-голубым, вернее – бирюзовым. Осколок зеркала? Нет. В шкафу спокойненько лежало какое-то украшение. Которому неоткуда было взяться. Разве что призрак принес.
– Что это? – Карина успела первой.
Браслет, который она схватила, был бешено красив. Полоса бледно-желтого металла, усыпанная мелкими сверкающими камнями – сразу видно, что не какими-нибудь стекляшками, – зелеными, бирюзовыми и светло-голубыми. Наверное, браслет охватывает руку в два витка, танцует вокруг запястья, упругий и легкий. Казалось, что она держала сейчас кусочек моря, волнующегося, бурлящего, невообразимо живого. Ничего подобного ей не доводилось видеть – ни в кино, ни в книгах, вообще нигде.
И дело даже не в том, чтобы «видеть». Дело в том, что браслет действительно казался… живым.
– А ну дай сюда! – Лариса выхватила у племянницы украшение.
– Откуда он взялся? Ларик, отдай!
– В школу, что ли, наденешь? В шкафу, скорее всего, очередной тайник был. В нашем доме их без счета. – Лариса тяжело опустилась на стул.
– Лар, ну так нечестно! Не буду я его носить, но он же дорогой! Если его продать, то можно на море поехать, лестницу нашу паршивую починить, тебе шубу купить и мне что-нибудь не из секонд-хенда…
Карина говорила, но понимала, что несет ерунду. Не рассталась бы она с браслетом. Ни за что и никогда.
Тетку же ее заявление вконец обозлило.
– Надо же, как ты распрекрасно все подсчитала! А мордой в реальность не хочешь? Так вот, Карина, мне пятьдесят три года. С виду, может, и пионерка, только по здоровью давно пенсионерка. Ноги и сердце знают, сколько мне лет. Я истратила свою жизнь на тебя и, кстати, на твою маму взбалмошную. И этой жизни в сухом остатке все меньше и меньше, а значит, твоя жизнь без меня, в полном одиночестве все ближе и ближе…
– Ларис, ты что, с ума сошла? – Злость пополам со слезами так и затопила девчонку. – Что там с твоим здоровьем? У нас же деньги есть, я знаю, что ты их копишь, да еще эта побрякушка теперь… за деньги все можно вылечить.
Последняя фраза уже не проговорилась, а прорыдалась. На разговорах с теткой Каринина выдержка заканчивалась. Сколько раз требовала от себя «не плачь, а злись», ничего не получалось. Вернее, получалось и то и другое сразу, что в конечном счете было только хуже.
– Да какие пятьдесят три, что ты врешь вообще? Ты же такая красивая…и молодая… ты если болеешь, то вылечишься, а я вырасту и уеду… в институт поступлю, на работу устроюсь. Ты… Ты без меня хорошо жить буде-е-ешь!
Взбеситься как следует у Карины не получалось, зато когда она ревела, тетка выходила из себя и вовсе в два счета.
– Надо же, какой я, оказывается, изверг! – завопила она во всю силу легких, вскакивая и ногой отбрасывая стул. Черные кудри взметнулись вокруг головы и зашевелились, как живые. – Прямо жду не дождусь, как бы тебя из дома вышвырнуть. Уйди с глаз моих, пока я тебя не прибила, папочкино отродье! И мамочкино тоже, прям не знаю, кого больше.
– Ну, Ла-а-ар…
– Что «Лар»? Что ты мне «ларкаешь»? – И вдруг, как это обычно бывало, разом успокоилась. – Выть прекрати и слушай, повторять не буду. Учиться ты не поедешь. Никуда из этого дома ты не уедешь, и не мечтай. Если дашь волю своей волчьей природе, могут пострадать люди. Ни в чем не повинные, но главное – в отличие от тебя – ЛЮДИ. Поняла?
– П-поняла…
– А теперь мозгами своими хвалеными воспользуйся, умница-отличница, – снова начала заводиться тетка. – Как ты жить собираешься, когда меня не станет? На что? На переводах через Интернет много не заработаешь. Ты думаешь, я каждую копеечку откладываю из жадности? Думаешь, мне самой ничего не хочется, ни платья красивого, ни пирожного? Да мне просто жить подольше хочется. А нельзя! Потому что лечись не лечись, трать деньги не трать, все одно – рано или поздно я умру, а ты останешься.
Лариса закончила свою тираду, и в большой, полупустой запущенной комнате повисла тишина. Только эхо теткиного пронзительного голоса нервно дрожало в углах. Вот тебе и раз. Как-то до сих пор Карине даже в голову не приходило, что теткина «скупость» – это, по сути, забота о будущем племянницы.
– Пойду в школу, – буркнула наконец Карина и поняла, что от плача у нее началась икота, как у маленькой.
Лариса только кивнула. И тут увидела платье, которое Карина бросила на диван. Откуда оно и свисало до пола.
– Это еще что?
– Да я… ик… спросить хотела: можно комбез сошью? Его все равно никто не носит… и покупать ничего не придется, только пуговицы… – Эта будничная тема казалась какой-то инопланетной по сравнению с тем, что было только что пережито и оплакано.
Лариса протянула руку и коснулась ткани:
– Бабушки твоей… Шерсть итальянская, очень дорогая была. Такая и сейчас, наверное, ценится… Шей, черт с тобой. А кстати, ты почему еще не в школе, а модами какими-то занимаешься?
