Сабля, птица и девица - Алексей Вячеславович Зубков
— Годится, — ответил Папа и повернулся к Ласке, — Или же и реликвии нехристей ты готов везти только в Москву?
Ласка готовился к худшему. У Папы кругозор пошире, чем у короля с императором вместе взятых. Он такого мог бы попросить, чего Ласка отродясь и не слыхивал, из таких земель, что православным и на картах не попадались. А выпало всего лишь у султана перстень украсть. Грех, конечно. Только друг нашего врага — наш враг, а султан у крымского хана присягу принимал. То есть, на войне вражеского военачальника ограбить вроде бы и не грех. Да и перстень, если подумать, не его по праву. Кто законный наследник библейского царя Соломона? Не султан же.
— Привезем перстень, Ваше Святейшество, — ответил Ласка.
— Обмануть меня не пытайтесь. Думаете, у меня нет специалистов, которые в колдовских предметах разбираются? — Папа посмотрел на Ученого Монаха Игнатия, и тот вытянулся в струнку.
— В мыслях не было, Ваше Величество! Любой священник в борьбе с демонами знает толк, а чем священник святее, тем лучше знает. Вот вам крест, из самого Царьграда привезем перстень!
— Тогда ступайте с Богом. Мое папское слово крепкое. Будет перстень — будет и художник. И отпущу вас на волю вольную.
Вольф сказал, что денег на дорогу до Царьграда или, как его называют правоверные, Истанбула хватит и еще на обратный путь останется. Свой лук и колчан Ласка оставил у Бенвенуто. Одно дело при седле возить, другое — на себе таскать. Зачем в городе Истанбуле лук? Опять веревки на башни закидывать? Заодно оставил и немецкий костюм, и теплую одежду.
— Извини, брат, — сказал Ласка, — И тебя не хотят добром отпустить, и на меня епитимью наложили. Можно и силой вырваться, и ночью сбежать, только я обещание дал. Надо мне в Истанбул и обратно съездить.
— В Истанбул так в Истанбул, поехали! — бодро ответил Бенвенуто.
— Запретили мне тебя вывозить. Придется вдвоем с Вольфом ехать.
— Не вешай нос. Вы парни крепкие, справитесь. От Москвы до Рима добрались, и до Истанбула доберетесь.
— Давай на удачу оружием поменяемся, — Ласка протянул ему подсаадачный нож, — Клинок — слоеная сталь из Дамаска, рукоять из рога подземного зверя Индрика, а собирал и точил я сам.
Бенвенуто достал из поясной сумки складной ножик с лезвием в три пальца.
— Это ножик для очинки перьев, но он из лучшей миланской стали. Я ковал его в юности и с тех пор столько перьев очинил, что если из них сделать крылья, то можно до Рая долететь.
— Удачи, брат.
— Удачи, брат.
22. Глава. Добро пожаловать в Истанбул
Прекрасен стольный город Истанбул при ясной погоде! Полон контрастов, одной краской не напишешь. Вот стоит собор христианский, а по углам минареты. Это мечеть Айя-София еще византийских времен. И стены византийские, и порт, и рынок. И население вроде те же греки, а вроде и мусульмане. Вроде и православного мира центр, где Патриарх живет. А с другой стороны и правоверного мира центр, где халиф правит.
Здесь все одновременно и суетно, и неспешно. Только что купцы на подушках возлежали, кофе пили и кальян курили. Вдруг корабль пришел. Вскочили, забегали, по сто слов в минуту тараторят, еще по двести руками показывают, торгуются, ругаются, прямо страсти кипят. Груз приняли, пересчитали, тут же продали и перепродали, вернулись на подушки и как ни в чем не бывало еще по чашечке.
Голландский торговый корабль вез друзей до столицы Османский империи славного града Истанбула, он же Константинополь, он же Константиние, он же Царьград, почти две недели, заходя в попутные порты.
Ласка беспокоился, что знания татарского языка в Истанбуле не хватит. Но зря. В Истанбуле говорили, казалось, на всех языках мира, как в Вавилоне. Местные легко понимали основные тюркские слова, но сами использовали много непонятных слов персидского происхождения. Если разговаривать с человеком, которые сам не прочь с тобой поговорить, то все в порядке. Если подслушивать, то уши от напряга покраснеют, а ничего не поймешь.
Вольф сразу же вызвался пойти на разведку. Не было его одну ночь и один день. Вернулся.
— Бегал я бегал, где-то людей послушал, где-то сам разнюхал. Есть у султана дворец. Во дворце чего только нет. И гарем, и баня, и мечеть. Вокруг стражи видимо-невидимо. Видимо — это караулы, пейзаж украшают. Невидимо — это настоящая стража и есть, которая от воров.
— Интересно, что ты у людей подслушал, если ни по-османски, ни по-тюркски не говоришь, — удивился Ласка.
— Так я в Галату сходил. Там вся Европа собралась. Даже немцы есть.
— И немцы знают про дворец внутри?
— Нет, но столичные сплетни все знают. Говорят, что мать и наложницы султана раньше жили в отдельном дворце. Несколько лет назад Хюррем, любимая жена Сулеймана, попросила построить ей домик внутри дворцовых стен Сераля. Султан взял, да и перенес в стены Сераля все бабье царство.
— Может, ты еще в Сераль зашел, не зная языка?
— Зашел, как не зайти. Ночью перелез через стену в правильном месте, а потом просто лежал, смотрел, нюхал и слушал. Покои султана выходят во двор. Если ходить тихо, можно попасть внутрь. Но как перстень вытащить, я не знаю.
— Да уж. Ведь султан его еще снять должен. Не нападем же мы на султана.
— Нашел я человека, который местные обычаи знает. Хотя и христианин, грек. Нос у него красный и с прожилками.
— Любитель выпить? Надо с ним поговорить. На каком только языке?
— По-татарски должен понимать.
Где же встречаться с греком, как не в Галате. Галата когда-то была генуэзским пригородом Константинополя, а сейчас превратилась в общий пригород для всех христиан, живущих с моря. Там стояли и церкви с крестами, и таверны с запрещенным для правоверных вином.
— Салям Алейкум, Теодор, — за стол к купцу подсели двое иноземцев. Один вроде как немец, а второй, судя по изогнутой сабле, мог оказаться и местным, да только по манерам христианин.
— Ваалейкум ассалям, гости столицы, — нейтрально ответил Теодор.
— Люди говорят, ты здесь хорошо местные обычаи
