Шон Мур - Конан идет по следу
Сперва они онемело таращились на богатство, которое при иных обстоятельствах им удалось бы заработать, может, за месяц ежевечерних трудов. Потом две прелестные головки согласно кивнули, хотя видно было, что девушки по-прежнему ничего не понимали. Одна из них откинула волосы и прижалась к Мадезусу, заигрывая:
– А сам ты не хотел бы с нами повеселиться? Попозже, а?
Звук соблазнительного голоса, зрелище тугой, высокой груди, готовой разорвать стесняющую ее ткань, даже и мертвеца подняло бы из могилы. Смущенный Мадезус вежливо отстранился. Подобное бесстыдство приводило его в ужас, но где-то в уголке души таилось и сожаление: эх, не был бы я жрецом Митры, я бы…
– О нет, милые красавицы, – ответил он, потрясенный нечестивыми мыслями, пусть на краткий миг, но все-таки его посетившими. – Путь наш был долог, и я ни на что, кроме как на сон, уже не гожусь…
Девушки посмотрели одна на другую, целомудренно улыбнулись, проскользнули сквозь толпу и направились к двери.
Мадезус покачал головой, мысленно моля Митру о прощении за дерзновенные мысли. Эти воители его, похоже, совершенно растлили. Только подумать: он, жрец Митры, приучился лгать и раздавать золото шлюхам, хотя бы и во имя добра!.. Вот так и поймешь, почему столь многие из числа священства укрываются в тиши храмов, избегая непотребств грешного мира…
Конан и Кейлаш наблюдали за жрецом сперва не веря своим глазам, потом со все возрастающим изумлением: распутницы одна за другой исчезли из комнаты, точно песок, иссякший в песочных часах. Мадезус подошел к стойке, и в уголках его губ играла улыбка.
– Ну что?.. – спросил жрец. Глаза его поблескивали. Конан разочарованно покрутил головой и спросил:
– Крон!.. Чего хоть ты им наплел?
– Да! – эхом отозвался Кейлаш. – Куда они вдруг все подевались?
– Я сказал им, что вам нечем заплатить за их внимание, – отвечал мигрант. – Друзья мои, у нас и впредь не будет времени на подобные развлечения. Вот разделаемся со жрицей, тогда можете сколько угодно следовать любезному вам пороку. А пока – умоляю, не теряйте последних крупиц рассудка! Ведь вы, полагаю, еще не собрались расспросить, что там делается на дорогах…
Конан досадливо нахмурился, а Кейлаш виновато уставился в пол. Потом оба неожиданно захохотали. Мадезус смотрел на них как на умалишенных. Это развеселило воинов еще больше: они попросту покатывались, глядя на недоумевающего жреца.
Несмотря на все веселье, вызванное реакцией Мадезуса, Конан был отчасти разочарован. Про себя он был уверен, что Даринэйс, приглянувшаяся ему золотоволосая бритунийка, охотно провела бы с ним ночь и за жалкую медяшку. Мадезус и Кейлаш даже не подозревали, как много невостребованных жизненных сил переполняло его. Ночь любви с Даринэйс только улучшила бы его настроение. И что этому Мадезусу понадобилось в пивной?..
Кейлаш опустошил кружку и с треском опустил ее на стойку. Он оглянулся в поисках трактирщика, но того что-то нигде не было видно.
– Мальгореш!.. – мощный голос горца на мгновение перекрыл шум. – Еще пива!..
За стойкой виднелся черный ход. В отличие от завешенного парусиной главного входа, его перекрывала толстая, обитая железными полосами деревянная дверь. Грубо, но несокрушимо выкованные петли соединялись с вертикальным столбом, вмурованным в стену. Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появился Мальгореш. Он был красен и дышал так, словно только что удирал от кровожадных пиктов, вышедших на тропу войны. Толстопузый ту ранец тащил на могучих плечах сразу два бочонка пива, придерживая их руками.
– Сейчас!.. – рявкнул он в ответ, с тяжким стуком опуская бочонки на пол. С кончика загнутого носа капал пот. – В которую из Девяти Преисподен Зандру провалились официантки?.. Только я отвернулся, а их и след простыл! И хоть бы разрешения попросили уйти!..
Продолжая браниться, он принялся с лихорадочной быстротой зачерпывать кружками пиво и выставлять их на стойку одну за другой. Посетители цапали кружки с той же скоростью, с какой он их наполнял.. На стойку шлепались монеты. Ворчливый туранец подхватывал их, не пересчитывая и не заботясь о сдаче, и безошибочно отправлял медь и серебро в поясной кошелек. И все это время он неумолчно ругался – изобретательно и цветисто. Совладав наконец с положением дел, он промокнул фартуком взмыленный лоб и вернулся к Кейлашу.
Горец отпил из кружки, стряхнул пену с усов и сказал:
– Хлопотливый выдался вечерок!
– Да уж, куда хлопотливей… Вот что, я тут подумываю, а не закрыться ли мне сегодня пораньше? Сколько лет прошло с тех пор, как мы последний раз вместе сидели с тобой над бочонком, а? Что скажешь? Не хочешь ли… то есть не хотите ли вы оба со мной посидеть?
– Только не сегодня, старина, – усмехнулся Кейлаш. – Действительно, много лет прошло, и годы кое-чему научили меня. В частности, тому, что пол таверны – не самое лучшее место, где можно провести ночь. Мне и моим спутникам не помешали бы комнаты для ночлега…
– Спутникам?.. – Мальгореш уставился на Мадезуса. Плащ скрывал религиозное облачение, но опытный глаз трактирщика выделил примечательные детали: отсутствие оружия – подумать только, ни даже кинжала! – и простое, видавшее виды убранство. При этом парень не выглядел ни купцом, ни вельможей. Туранец нутром почувствовал, что перед ним колдун либо жрец. Мальгореш тряхнул головой и с сомнением посмотрел на старого друга. Кезанкиец взял кружку и отпил еще.
– Это Мадезус, он… – тут горец прикусил язык, спохватившись, и неуклюже продолжил: —…он из Коринфии. Он мой друг.
Мадезус протянул руку трактирщику, тот принял ее и энергично потряс. Мадезус почувствовал, как все косточки его кисти трутся одна о другую и скрипят в лапе туранца. Он еле удержался от попытки выдернуть разом онемевшие пальцы, но тут трактирщик выпустил их сам.
– Приятно познакомиться, Мальгореш, – кое-как выдавил митраит. – Мы очень благодарны тебе за гостеприимство…
– Пустяки! – Лысеющий трактирщик передернул плечами и отвернулся наполнить пивом еще одну кружку. Он поставил ее перед Мадезусом, и тот покосился на добрый сосуд так, словно в нем плавали мерзкие гады. Мальгореш притворился, будто ничего не заметил, но про себя укрепился в убеждении, что странный парень не был простым путешественником. – Мы с Кейлашем знаешь сколько раз плечом к плечу дрались на границе? – сказал он ему. – А последний раз так и вовсе будто вчера! Нас было не более двух десятков, и ехали мы себе по южному берегу Желтой реки, никого, понимаешь, не трогая, и тут на нас вдруг налетает из засады тот немедийский ублюдок Некатор, охотник за рабами. У него было народу раза в три больше, чем у нас, и половину наших парней перерезали еще прежде, чем кто-нибудь понял, что происходит. Клянусь мохнатым хреном Ханумана, во драчка была!.. Аж вода в реке покраснела, и…
