Павел Корнев - Спящий
– Не беспокойся, Линч, – улыбнулся я, встав напротив пленника. – Я в своем уме. Два дня как из «Готлиб Бакхарт».
Ирландец лишь усмехнулся.
– А знаешь, как я попал в желтый дом? – поинтересовался я тогда. – Благодаря тебе, Шон. Помнишь Римский мост? Самое начало сентября…
Убийца покачал головой.
– Не понимаю…
– Не понимаешь? Ну и ладно! – усмехнулся я, подошел к плите и выключил газ. Перелил кофе в кружку с обколотым краем и прошелся по подвалу, внимательно посматривая по сторонам. – Больше всего сейчас я хочу ухватить тебя за шею и сдавить ее так, чтобы расплющилась гортань! Это у меня наследственное, знаешь ли. Но я борюсь с этим. Ты ведь простой инструмент, Линч, а мне нужен заказчик. Кто он? Скажи – и все закончится. Одна из моих бабок была ирландкой, в конце концов, мы должны держаться друг друга.
Лицо убийцы побледнело, но на его решимости это нисколько не сказалось.
– Не понимаю! – упрямо произнес он.
– Брось! Я уже отыскал твой инструмент. Просто решаю, каким образом выбью нужные ответы.
Убийца не произнес ни слова.
Я отпил горячего горького кофе, поставил кружку на стол и ушел в кладовку, оставив дверь открытой нараспашку. «Веблей – Скотт» с глушителем кинул обратно в чемоданчик с каучуковой маской, решив не полагаться на незнакомое оружие, и выдвинул стоявший на нижней полке ящик. Тот оказался забит дымовыми шашками, тогда я заинтересовался дорожным чемоданом, на удивление увесистым, и унес его в комнату.
Устроив чемодан на столе, я взломал ножом замки, откинул крышку и с изумлением уставился на ровные ряды линз. В одной только верхней подложке оказалось никак не меньше трехсот или четырехсот стекол, а ирландец на окулиста нисколько не походил.
Я на пробу вытащил один из прозрачных окуляров, поднес его к лицу и обнаружил, что все в подвале сделалось нечетким и расплывчатым. Взглянул через следующий – та же картина, за одним лишь исключением: фигура примотанного к креслу ирландца на общем нерезком фоне вдруг налилась совершенно нереальной четкостью. Глаз немедленно заломило, и он наполнился слезами.
Вернув линзу обратно, я отыскал сделанную каллиграфическим почерком пометку напротив ее гнезда и разобрал выведенное выцветшими чернилами: «7 ft».
Семь футов? От убийцы меня отделяло примерно два метра; я проверил другие линзы из крайнего ряда и обнаружил, что все они давали возможность фокусировать зрение на предметах, удаленных от наблюдателя на какие-то определенные расстояния.
Большинство стекол в других рядах было цветными. Все краски через них казались приглушенными, а зачастую пропадали вовсе, превращая мир в черно-белое кино. Предназначение странных линз оставалось для меня загадкой, пока я не посмотрел через оранжевый окуляр на дальнюю стену и не осознал, что четко, до мельчайших деталей различаю в темноте подвала прямоугольники кирпичей.
Светофильтры?!
Я продолжил эксперименты и вскоре убедился в верности этого предположения. Более того – комбинации стекол позволяли получать совершенно удивительные результаты!
И все встало на свои места. Мне стало ясно, чем объяснялась та невероятная точность, с которой Линч всадил две пули в мой висевший на вешалке реглан. Прежде чем зайти в бар, он вставил в окуляры каучуковой маски подходящий светофильтр!
Одни линзы придавали зрению убийцы необычайную остроту, другие позволяли видеть через дымовую завесу, третьи – не упускать из виду жертву; требовалось лишь заранее вызнать, какой расцветки одежду та предпочитает.
В баре я снял реглан, и это спасло мне жизнь. Мой синий костюм попросту слился с окружающими предметами, поскольку в тот раз светофильтры убийцы выделяли черную кожу реглана.
Вытерев слезящиеся глаза, я задумчиво постучал линзой о железный уголок чемодана и заметил, как Шон Линч скрипнул зубами, словно это легонькое позвякивание причинило ему невероятные страдания.
Или так оно и было?
– Непросто, наверное, было собрать столь обширную коллекцию? – усмехнулся я. – В наши дни толкового алхимика днем с огнем не сыщешь.
Убийца промолчал, но на его скулах так и заходили желваки.
Я метнул линзу в стенку, и она разлетелась на несколько частей.
По щеке стрелка скатилась крупная капля.
– Полагаю, есть особо ценные экземпляры? – подначил я его. – Вот этот оранжевый, насколько он тебе дорог?
Ирландец промолчал, тогда я зажал стеклышко в пальцах и переломил надвое. Одна из половинок расслоилась, но плотные брезентовые перчатки уберегли кожу от порезов.
– Хватит! – не выдержал Шон Линч.
Я оставил в покое чемодан с линзами, взял со стола кружку с остывшим кофе, сделал длинный глоток и потребовал:
– Рассказывай!
Мне удалось подобрать ключ к убийце, и мы оба это знали, но он лишь криво улыбнулся.
– А зачем это мне? Богач не унесет с собой богатство в царствие небесное.
– Ты бы еще про игольное ушко вспомнил! – разозлился я. – Не убий! Вот твоя заповедь!
– Цель оправдывает средства.
Я достал из чемодана очередную линзу, бросил ее себе под ноги и раздавил каблуком.
– Мертвецу линзы ни к чему, – хрипло выдохнул Линч, которого от стеклянного хруста перекорежило, словно ему раздробили мениск.
– Досадно будет остаться с кучей битого стекла, если вдруг мы договоримся, правда? – усмехнулся я, но решил не давить на убийцу слишком сильно и махнул рукой. – Ладно, назови свои условия!
Ирландец шмыгнул сломанным носом и покачал головой.
– Ну какие у меня могут быть условия? Это даже смешно.
Я наугад выгреб из чемодана пригоршню линз, кинул их на пол и принялся колотить стекляшки одну за другой принесенным из кладовки молотком.
– Хватит! – сорвался на крик Шон Линч. – Прекрати! Перестань немедленно!
– Тогда начинай говорить.
– Да я жив, лишь пока держу язык за зубами!
Я несколько раз взмахнул на пробу молотком и возразил:
– Ты жив, пока не закончились линзы. Потому что как только я примусь за кости, никакого резона оставлять тебя в живых уже не будет. Шон, ты знаешь, сколько в организме человека костей?
Линч определенно имел об этом некоторое представление, поскольку враз переменился в лице.
– А какой тебе резон оставлять меня в живых сейчас?
Я вздохнул.
Людям нужна надежда. Они рады обманываться, более того – иной раз прямым текстом просят обмануть их, поманив мнимой возможностью спастись.
Ирония судьбы заключалась в том, что у меня и в самом деле имелась веская причина пощадить Линча, в случае если он сдаст заказчика. Этой веской причиной было поручение принцессы Анны.
«Убей», – сказала она, а я не был готов лишить жизни человека только лишь из-за слова, данного моей венценосной кузине. И пусть подрядить на убийство наемника лишь самую малость менее аморально, сейчас это виделось мне идеальным выходом из этического тупика.
