Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко
Замотавшись в плащи, как куколки бабочек, они сумели незаметно смешаться с толпой и не только наблюдать за происходящим со стороны, но и оказывать помощь. Несмотря на то что с этого момента прошло уже много дней, Туллий не мог отделаться от смешанного чувства брезгливости при виде искалеченных тел и одновременно огромной жалости. Каждый раз, дотрагиваясь до кого-то, он испытывал неимоверное отвращение – почему столь совершенно скроенные живые существа так легко становятся омерзительными? Был красивый юноша – но вот его придавило тяжелым камнем… И никто уже не смотрит на лицо и совершенную фигуру, все видят переломанные кости, много крови и расплющенные внутренности.
Необязательно дожидаться трагедии. Достаточно миловидной девушке заболеть – и вот теперь та, которая еще недавно зажигала огни мужских грез, никому не нужна. Парни и коснуться ее не посмеют, даже если она не заразна.
Почему тело так легко отступает перед хворями и тленом? Не он ли, Туллий, лучший пример этому? По этой самой причине жалость и брала верх над другими чувствами. Ведь случись что – и от него отпрянут все придворные: кого не испугает дрожащий, задыхающийся и слепой мужчина, теряющий над собой контроль.
Снова эта девка. Отвратительно, что вместо того, чтобы раскрыть все ее секреты, прочесть их по ее глазам, он ненароком выдал себя. Однако невероятно, с какой чуткостью она отнеслась к нему: не визжала, не задавала лишних вопросов, проявила почти материнскую заботу. Создатель, иногда простое действие намного приятнее слов. Конечно, Туллий ни на миг не поверил, когда она уверяла в своей лояльности. Да и не известно, что руководило волшебницей, когда она бросилась на помощь, и сдержит ли девушка свое обещание. Но ведь всего лишь час спустя, наперекор всем подозрениям, она на глазах у всех рванулась его защищать.
Туллий тихонько заскулил. Ему казалось, что голова вот-вот расколется: на каждое умозаключение мозг услужливо подсовывал все новые и новые контраргументы. Мысли ускользали и никак не хотели складываться в единую картину.
Он тупо смотрел на фрески тронного зала, стараясь не вспоминать еще об одной проблеме, мучившей его несколько недель. Не зная, как ее верно расценивать, он просто списал все на новый виток болезни.
Это происходило не каждый день, лишь изредка: совершенно внезапно по телу вдруг разливалось непонятное тепло, а на сердце становилось… нет, вовсе не безмятежно, скорее, напротив – неспокойно, но это беспокойство приносило гораздо больше радости, чем лелеемое принцем хладнокровие. Что-то подобное он уже испытывал однажды, только не мог припомнить, по какому случаю.
«Почему меня не покидает уверенность, будто привычному, размеренному укладу приходит конец? Впрочем, может быть, это просто нервы. Слишком много не слишком приятных встреч и событий было у меня в последнее время, а сколько еще предстоит? Сегодня будет непростая ночь. Может, мой гость окажется совершенно несговорчив. Навряд ли… Если у князя Капелии проблемы с приданым для всех его дочерей, а он был самым богатым правителем островов, то что делать другим?» – рассуждал Туллий, по-прежнему изучая взглядом каждый рисунок.
Издалека, со стороны лестницы, раздались громкие крики, словно из-за добычи сцепились два коршуна. Туллий вздрогнул. Такое в его замке могли позволить себе лишь два человека, наблюдать за конкуренцией которых ему даже доставляло некую радость, но не в случае, когда они устраивали свои схватки прямо на лестнице. Это сразу заставляло задуматься о причинах раздора, который не мог быть простой склокой – естественным состоянием для этих двоих.
– Ваша светлость, – в тронный зал вбежал Пелек, – простите за дерзость. Там барон Лама и лорд Тауки очень сильно повздорили. Они оба спешили к вам, столкнулись на лестнице и начали ругаться.
– Тащите обоих сюда. Немедленно.
– Небо указало… – Придворный склонился в заученном поклоне, но Туллий резко прикрикнул:
– Я сказал – немедленно!
Пелек бросился исполнять поручение и растянулся на пороге. Беспомощно, как маленький лягушонок, он задергал руками и неловко поднялся, весь красный от злости.
– Простите, ваша светлость… Я все исполню тотчас. – Он одернул камзол и криво поклонился.
Туллий безучастно смотрел на эту пантомиму. Внешность Пелека можно смело отнести к разряду смазливых, тем забавнее, как присущая ему надменность сменяется на полную несостоятельность.
«А ведь он может потом отплатить мне за сегодняшнее невольное унижение, которое себе сам и создал», – подумал правитель.
Придворный все же покинул зал, и через миг туда ворвались разгоряченные министры, напоминавшие в большей степени пьяниц, не поделивших последнюю каплю спиртного, нежели придворных самого высокого звания.
Бледный барон Лама дрожал от гнева и, стиснув зубы, косился в сторону противника, безуспешно пытавшегося стереть с шеи липкие капли пота, что поблескивали с бугорка вздувшейся вены. Министрам даже не пришло в голову поклониться и поприветствовать своего правителя. Туллий решил не обращать на это внимания, тем паче ему хотелось понять, что вызвало у них такую ярость, а по зрелому размышлению оба могли и приврать.
– Немедленно отвечайте, как посмели устроить такой разгул в моем замке? Как это пришло в ваши глиняные головы?
– Позвольте мне, ваша светлость. – Барон Лама сделал шаг вперед, словно демонстрируя, что его взгляд на события единственно верный.
Туллий кивнул.
– Речь идет о вашей сказительнице, волшебнице Ирис.
– Что она сделала? – Сердце Туллия замерло.
– Дело не в том, что сделала она, а в том, что сделали с ней. – Министр внутренних дел взял паузу, за время которой перед глазами принца, как листья по ветру, пролетели все самые страшные варианты. – Не волнуйтесь, она жива и, надеюсь, здорова. – Придворный прищурил глаза, будто пытаясь прочесть мысли Туллия, а лорд Тауки громко фыркнул и со всей силой начал обмахиваться рукой. – Глубокоуважаемый и высокочтимый лорд Тауки не нашел ничего умнее, как пригласить ее в канцелярию, запереть в одной из своих каморок и устроить допрос.
– Наговор! Это ваши ищейки воспользовались канцелярией и доверчивостью ее служащих, чтобы устроить показательные выступления. – Лорд Тауки упал на колени перед Туллием.
– Вот именно, вы устроили эту мерзость и свалили на нас. – Барон Лама, наоборот, стоял выпрямившись, как мощное дерево. – Ваша светлость, я и мои люди здесь совершенно ни при чем! Могу поклясться всем самым дорогим в этом мире и самим Создателем! – Его голос, несмотря на свою громкость, лишь подчеркивал непоколебимость.
– Ваша светлость, нам и в голову такое прийти не могло: допросы, темные комнаты. Мое дело следить за отлаженной работой всех министерств, а они занимаются
