Император-гоблин - Кэтрин Эддисон
Майя старался даже мысленно не упрекать отца, хотя считал, что виноват в сложившейся ситуации именно Варенечибель, питавший к нему отвращение. «Ты был четвертым сыном; твои сводные братья были здоровы, у одного из них родился наследник. Никто не мог даже представить себе, что ты когда-нибудь приедешь в столицу, а не то что будешь управлять страной». Однако, рассматривая бесконечные прошения придворных, изгнанных по воле Варенечибеля, он невольно задавался вопросом, какую судьбу уготовал ему отец, и что сталось бы с ним, если бы «Мудрость Чохаро» не разбилась.
Это была гадкая мысль, но Майе не удавалось от нее избавиться. Он мрачно размышлял о том, что чувствовал Варенечибель, прогнав своих врагов из столицы; спал ли он спокойно по ночам, или всегда помнил о тех, с кем обошелся дурно. О своих женах, первой и четвертой, о кузене, о десятках родственников и придворных, которые раздражали или разгневали его, чье присутствие по тем или иным причинам было ему неприятно.
После того как пришел ответ от Ксетиро Кередин, настроение Майи не улучшилось. Письмо, точнее, записка, краткость которой граничила с грубостью, была написана каллиграфическим почерком секретаря, гораздо более изящным, чем почерк Майи. Невеста полностью проигнорировала попытки Майи построить доверительные отношения, и в записке говорилось исключительно о долге и преданности. Варенечибель нашел любовь в браке с Паджиро Джасан, но ни письмо, ни предписанное обычаем формальное знакомство не обещали Майе ничего, кроме холода и равнодушия.
Император Эдрехасивар VII впервые встретился со своей будущей женой и императрицей в Приемном Зале Алкетмерета. Император не мог пошевелиться под тяжестью белой парчи и жемчугов. Дач’осмин Кередин выглядела безупречно в бледно-зеленом муаровом платье; ее прическа и уши были украшены бусинами с перегородчатой эмалью, алыми с золотом. Майя сразу же обратил внимание на глаза девушки – пронзительно-синие, такие же, как у Арбелан Драджаран. Если бы не эти глаза, белое застывшее лицо аристократки нельзя было бы отличить от десятков других эльфийских лиц. Майя обнаружил, что не может выдержать ее взгляда.
Дач’осмин Кередин сопровождал ее отец, маркиз Кередель. Невеста была похожа на фарфоровую куклу, но маркиз явно нервничал: то громогласно рассуждал с ненужной бравадой, то опасливо втягивал голову в плечи. Майя подумал, что у маркиза, возможно, совесть нечиста, и что нужно будет расспросить о нем Ксевета или Беренара.
Встреча была менее церемонной, чем подписание брачного договора, но и неофициального в ней было мало. Эдрехасивар VII объявил маркизу Кеределю, что выбрал Ксетиро Кередин в супруги; маркиз Кередель заверил императора в том, что он потрясен и обрадован оказанной ему честью. Ни словом не было упомянуто ни о собственности, которую дадут в приданое дач’осмин Кередин, ни о дарах и милостях, которыми император осыплет семью Кередада. Над этим работали секретари и управляющие, и Майя надеялся, что Чавар принимает минимальное участие в переговорах. Беседа императора с его будущим тестем являлась всего лишь театральным представлением; Майя не представлял, кому она могла бы быть интересна и для кого предназначалась.
Во время аудиенции дач’осмин Кередин стояла рядом с отцом; ее узкое лицо было совершенно бесстрастным, уши – неподвижными. Ничто не указывало на то, что она слушает отца или императора. Глядя на девушку, Майя чувствовал дискомфорт и тревогу, и когда аудиенция подходила к концу, он рискнул обратиться к ней:
– Дач’осмин Кередин, может быть, вы чем-то недовольны?
Она слегка приподняла бровь, давая понять, что считает вопрос странным и нелепым, сделала изящный реверанс и ответила:
– Мы всегда довольны, выполняя свой долг, ваша светлость.
У нее был довольно низкий для девушки голос. Он прозвучал в пустом зале как звон колокола.
Майя покраснел от смущения, почувствовал себя жалким и несчастным. Он не в состоянии был выговорить ни слова и жестом отпустил маркиза с дочерью. Он не мог избавиться от мысли о том, что невеста сейчас просто отмахнулась от него.
Свадьба грозно маячила впереди, подобно неминуемой катастрофе, но, несмотря на мрачные мысли, а может быть, именно из-за них Майя с радостью согласился принять Арбелан Драджаран, когда та попросила об аудиенции. Он пригласил ее в Черепаховую Комнату. Женщина грациозно сделала реверанс. Глядя на нее издалека, нельзя было подумать, что она уже далеко не молода.
Майя устроился в своем кресле, предложил ей сесть и сказал:
– Что мы можем сделать для вас, Арбелан Джасанай?
Она закашлялась, чтобы скрыть смешок, и ответила:
– Вы не обязаны оказывать нам почести, на которые мы не имеем права, ваша светлость. Не следует называть нас «джасанай».
– Вы были супругой нашего отца. Вас называли Арбелан Джасан.
– Тридцать лет тому назад. Называя нас императрицей, вы тем самым даете понять, что занимаете трон незаконно. Но вы знаете это без нас.
– Знаем, – согласился Майя. – Тем не менее, мы желали бы называть вас этим титулом.
– Ваша светлость очень любезны, и мы ценим это. Ваша матушка тоже была отправлена в ссылку, не так ли?
Вопрос был чистой формальностью, потому что они оба знали ответ.
– Да.
Она сложила руки перед собой и поклонилась ему – это был старомодный жест, выражавший почтение и сочувствие.
– Варенечибель нес своим близким гибель, как заморозки губят цветы.
Они помолчали несколько минут, размышляя о том, что обоим удалось выжить, несмотря на изгнание, и даже пережить Варенечибеля IV. Потом Арбелан сказала:
– Ваша светлость, мы желали узнать, каковы ваши намерения относительно нашей дальнейшей судьбы.
– Мы не строили за вас никаких планов и не собираемся это делать. Вы желаете вернуться в Кетори?
– Нет, благодарим вас, – решительно ответила Арбелан. – Но в этом вопросе имеет значение только ваша воля, ваша светлость, а отнюдь не наши желания. Мы принадлежим к дому Драджада.
Она не просто породнилась с этой семьей, вступив в брак с императором; подобно остальным женам Варенечибеля, живым и умершим, его дочерям, невесткам и внучкам, а также злополучной невесте его третьего сына, она принадлежала главе клана Драджада. Она в буквальном смысле являлась собственностью Майи, который имел право распоряжаться ее жизнью.
Неудивительно, подумал он, что Шеве’ан ненавидит его, Ксору презирает, Вэдеро относится к нему с недоверием и скептицизмом. Неудивительно, что Ксетиро Кередин намерена отдать ему только то, что велит долг. Ему восемнадцать лет, он необразованный, неопытный мальчишка, и он не имеет никакого права контролировать их жизнь. Если не считать права, данного ему законом.
– Арбелан Джасанай, – тщательно подбирая слова, заговорил Майя, – мы не можем задать этот вопрос нашей матушке, и это печалит нас. Но в память о ней мы спрашиваем вас: что вы желаете делать дальше?
Некоторое время
