Джон Норман - Исследователи Гора
– У тебя есть кинжал? – шепотом спросил Мсалити.
– Конечно, – ответил я, – в рукаве.
Визирь отошел и растворился в толпе.
В огромном зале собралось более двух сотен людей; мужчины и женщины, высокопоставленные особы и простые горожане, стражники, военачальники, посланники – все ждали начала суда. Одежды, сшитые большей частью из звериных шкур, были испещрены таинственными знаками. Повсюду блестели серебро и золото; у многих на лодыжках и запястьях красовались браслеты из птичьих перьев. Прически, и мужские и женские, поражали разнообразием. Здесь и там возвышались причудливые головные уборы из шкур И перьев. У некоторых мужчин губы были проколоты, в Них покачивались медные крючья. Затейливые татуировки На лицах никого не удивляли. Зал Билы Хурумы мог затмить великолепием дворцы многих убаров севера.
Я был единственным белым в зале суда. Большей частью Толпа состояла из чернокожих. Коричневый цвет кожи выдавал уроженцев Бази, кое-кто из придворных врачей явно был с востока. Но и представители одной расы из-за кастовых и племенных отличий резко отличались друг от друга – прическами, татуировками и одеждой. Правда, почти все эти люди происходили из района озера Ушинди и потому говорили на родственных диалектах. Несмотря на то, что расовые и племенные расхождения весьма осложняли жизнь в убарате Билы Хурумы, трон убара ни разу не пошатнулся. На мой взгляд, это свидетельствовало о том, что Била Хурума был не только мудрым правителем и жестким, безжалостным политиком, но и человеком неукротимой воли.
Я слушал, как убар принимает рапорты своих офицеров о битве с отрядом Кису. Любопытно, что это сражение развернулось на болотах, далеко к западу от Нгао, всего в нескольких пасангах от зоны строительства канала. Невероятно, но отчаянный Кису с горсткой людей все-таки выступил против войск Билы Хурумы. Так безрассудно и безнадежно муравей мог бы атаковать дракона. Я не сомневался в отваге Кису, однако ему явно недоставало здравомыслия.
Офицеры представили Биле Хуруме солдат, отличившихся в битве. Воинам вручали золотые кольца и ордена, знаки отличия, перья и ожерелья. При каждом награждении Била Хурума поднимал руку и говорил: «Молодец!».
По-моему, солдат, удостоившийся подобной похвалы, скорей погибнет, чем предаст своего убара. У тех, кому не дано постичь природу войны и душу воина, это соображение наверняка вызовет смех, но я уверен, что маленькое одобрение, заслуженное и искреннее, для воина дороже любых сокровищ. Каждый выбирает по себе. Циничному, меркантильному человеку никогда не понять солдата, который выстоял в тяжелой битве. Некоторые понятия просто недоступны тем, кто никогда не шагал ясным ветреным утром по болотам, бок о бок с друзьями, с копьем на плече, во всю глотку распевая походные песни. Почему зубастый урт потешается над ларлом? Потому, что сам он не ларл или оттого, что боится его мощных лап?
Я посмотрел на высокий купол потолка, сплетенный из ветвей и трав. Он поднимался футов на семьдесят над головой, а сам зал, огромный и круглый, был не менее сотни футов в диаметре.
Мсалити снова пробрался ко мне:
– Ты готов?
– Да, – ответил я.
Била Хурума тем временем приступил к судебному разбирательству.
Возможно, в один прекрасный день в человеке умрет воин, а вместе с ним борец, путешественник, первооткрыватель, авантюрист, бродяга, мечтатель и разбойник. Кончатся времена одиночек, скитальцев, искателей приключений. Люди уподобятся жвачным животным или растениям и будут безмятежно греться на тучных пастбищах, пока их не испепелят далекие, неведомые солнца.
Никогда не угадаешь, что принесут тебе утренние туманы…
Я успокоил себя мыслью, что на моем счету уже есть поступки, раз и навсегда вплетенные в ткань вечности. И не важно, вспомнит ли о них кто-нибудь. Смысл истории не в будущем, но в настоящем. История здесь, рядом, ее можно ухватить, зажать в кулаке. И если жизнь человеческая – всего лишь искра, вспыхнувшая на миг в бесконечных глубинах забвения, пусть она будет достойна этого мига. Вдруг именно из нее разгорится вселенский пожар? Многое зависит от того, кто ты есть. Многое зависит от того, кем ты решишь быть.
– Ты готов? – настаивал Мсалити.
– Да, – сказал я. – Я сделаю то, что собирался сделать. Он снова отошел.
Среди людей, окруживших Билу Хуруму, я увидел Шабу. Первым слушалось дело вдовы, которую обманул кредитор. Обидчика выволокли из толпы, он вопил и упирался. Ему отрубят кисти рук, как обычному вору, а имущество конфискуют и разделят – половину вдове, половину государству.
Следующий обвиняемый действительно оказался вором – паренек украл из сада фрукты. Выяснилось, что он был голоден и вымаливал работу садовника, а не получив ee, в отчаянии совершил кражу.
– Всякий, кто хочет работать в моем убарате, – сказал Била Хурума, – не останется голодным.
Он приказал, чтобы парню, если тот пожелает, дали работу в обширных садах самого убара. Я сделал вывод, что тем, кто не желает работать, предстоит голодать. Била Хурума не потерпит лентяев. Справедливость – основной принцип разумного правления.
Следом перед убаром предстали двое убийц. Первый, простой горожанин, убил лодочника из Шенди. Второй – аскари – пролил кровь своего соплеменника. Била Хурума распорядился, чтобы первому отрубили пальцы и посадили на шест тарлариона в озере Ушинди. Отрубание пальцев было великой милостью со стороны убара: осужденный не долго продержится на шесте, и муки его быстрее кончатся. Он убил не подданного Билы Хурумы, а человека из Шенди, следовательно, его преступление считалось менее гнусным. Аскари же предстояло умереть от удара копья, нанесенного кем-либо из его родни. Смысл такого приговора заключался в том, чтобы защитить честь осужденного и избежать кровной вражды между семьями. Приговоренный вымаливал право погибнуть на поле брани, сражаясь против врагов убарата. Но Била Хурума отказал, мотивируя тем, что аскари, убив своего товарища, навсегда лишил того подобной привилегии. Убийца беспрекословно выслушал приговор и лишь спросил:
– Но ведь и я – родня самому себе, о мой убар?
– Верно, – кивнул Била Хурума.
Осужденного вывели из зала. Ему дадут острое копье с короткой рукоятью и милостиво позволят самому привести приговор в исполнение.
Следующий подсудимый обвинялся в том, что солгал сборщикам налогов. Он будет подвешен за язык на рыночной площади, его добро конфискуют и поделят – половину жителям его деревни, половину – государству. После того как парня снимут с шеста, он наверняка будет поосмотрительней в расчетах – если, конечно, останется жив.
С улицы донесся вопль: прославив милосердие убара, аскари пронзил себе сердце.
