Адский договор: Переиграть Петра 1 - Руслан Ряфатевич Агишев
Следующие минуты слышалось лишь жадное животное чавканье, хруст разгрызаемых костей, довольное причмокивание и продолжительная отрыжка. Господин изволил жрать, то есть заниматься любимым делом.
Едва начала наступать стадия легкого насыщения, когда вроде бы сын, но можно еще что-то съесть, нечто привлекло его внимание. Халид оторвался от очередной тарелки, смачно облизал лоснящиеся от жира пальцы и повернулся к корабельным сходням. Двое янычар по ним кого-то тащили.
— Розовой воды! — буркнул он и тут же окунул руки в глубокую плошку с ароматной водой, что услужливо держал эфиоп. — Что это еще за оборванец? — недоуменно спросил турок, тыча пальцем в брошенного к его ногам скрюченного человека. — Будете каждого нищего ко мне таскать? Я кого приказал доставить? Посланников крымского хана! А этому убогому дайте десять плетей и выбросьте!
Лежащий человек что-то заскулил и, вытащив из своих лохмотьев сильно обожженные руки, потянулся к турку. Халид, едва взглянув на это, отшатнулся. Мерзко и жутко выглядело. Как живая падаль. Смердело, воняло.
— … Господин,… господин… — засипел человек. Покрытое багровыми струпьями горло, видимо, сильно болело. Рот у бродяги сильно кривился. — Господин… Это я… Я бек Улу Мухаммад… племянник хана Герая… Я должен был вас встретить.
А вот это уже было интересно. Капудан-паша встряхнулся. Повелительно махнул рукой в сторону стола, чтобы его убрали. Дело было прежде всего.
— Ну, говори, — он опустился в кресло.
Янычары подхватили лежавшего человека и помогли ему сесть на палубу. Кто-то дал ему в руки кубок с водой, которую тот тут же жадно выпил. Точно также залпом выхлебал и второй кубок. Лишь после этого у него появилась более или менее связная речь.
— … Я бек Улу Мухаммад и должен был встретить славное воинство великого султана. Мой отряд в две сотни копий с богатыми припасами трое суток ждал на побережье. Еще вчера мы стояли вон там… — он с трудом приподнялся и вытянул обезображенную руку в сторону возвышавшегося на севере холма. — И готовили встречу, достойную посланника великого султана…
С тяжелым вздохом крымчак обессиленно рухнул. Тело совсем не держало его.
— Русские пришли поздней ночью… Только сначала появился Он, — голос неузнаваемо изменился. Сипение сменилось булькающими хрипами. В устремленных вдаль холмов глазах заплескался животный страх. Он жутко чего-то боялся. — Он пришел прямо из темноты… Подошел к самой страже и крикнул, чтобы мы бросили оружие… Услышав это, я и мои люди начали хохотать. На нас, словно нашло какое-то безумие. Подумать только, в наш лагерь пришел какой-то оборванец и стал нам угрожать смертью, — крымчак попытался засмеяться. Не получилось. Закашлял кровью. Пришлось даже звать лекаря, чтобы он остановил кровь. — Я приказал, как следует, проучить наглеца. Дать ему палок, что бы мясо со спины лоскутами слезло. А то, что останется, скормить бродячим псам…
Капудан-паша, отхлебнув охлаждающего отвара, одобрительно кивнул. Мол, правильно. Только он бы вместо палок взял плети с кошками на концах. От палок быстро умирают. Плетьми же умелый мастер может должно держать человека в сознании. Еще очень помогает вразумлять того, кого наказывают, крепкий соленый раствор, которым время от времени смачивают плети или плещут на раны. Очень хорошее средство.
Рукой же махнул, чтобы рассказчик продолжал. История, сначала показавшаяся занимательной, совсем перестала ему нравиться.
— … Наш палач уже готовился, разжигая жаровню и гремя своим железом, как все началось, — крымчак вскинул голову. На черном, обезображенном глубокими ожогами, лице ярко вспыхнули карие глаза, из которых катились слезы. Жутко смотрелось: сверкающие капли медленно пробирались по бугристой багрово-черной коже. Аж дрожь пробирала. — Его схватили и повели ко мне… Кажется, даже немного пощекотали кинжалом перед этим… Совсем юнец, соплей перешибить можно. Мои нукеры клинки держали у его шеи, едва горло ему не вскрывая. А он улыбался…
Слезы продолжали течь по лицу крымчака, оставляя за собой влажные дорожки.
— А потом он махнул рукой… Просто махнул, — крымчак вздрогнул, съежившись и спрятав руки на груди. Даже воспоминания вызывали у него дикий страх, панику. — И люди начали падать. Они падали один за другим, один за другим! Господин, я сам это видел. Сам! Своими собственными глазами! — он подполз к самым ногам капудан-паши, по собачьи заглядывая в его глаза. — Здоровые крепкие воины, что запросто унесут на своих плечах двух взрослых баранов, валились без чувств и начинали пускать слюни. Словно перепились вонючей ракией. Везде шел этот запах… Везде… Я и сейчас его чувствую, господин, — словно клещ, вцепился в сафьяновый сапог капудан-паши. — А потом лежавшие люди начали вспыхивать. Один, второй, третий, четвертый. Над ними появлялся голубой огонь и с треском начинал пожирать их плоть.
Паша брезгливо стряхнул его с ноги. Не хватало еще испачкать драгоценный сафьян, инкрустированный жемчугом и опалами.
Встретившись взглядом с одним из ближайших аскеров-офицеров кивнул головой. Ему все уже было ясно. Жаль только время потратил, выслуживая бредни спятившего оборванца! Сразу нужно было гнать его с глаз долой! Перепил ракии и свалился башкой в костер, а теперь рассказывает сказки про иблиса. Нет никакой нечисти, есть только кровь, золото и клинок. Они все и решают.
— Господин! Господин! Еще! Еще! — взвизгнул обожженный человек, когда его схватила за шкирку. — Он сказал, что нужно бояться воды! Господин! Он сказал мне: бойся воды! Воды, господин, воды…
Его вопли еще раздавались, когда аскеры тащили тело по сходням на берег. Там уже пара янычар приняла крымчака и стала живо охаживать его древками копий, что-то возбужденно крича при этом. Смачные удары с чавканьем рвали человеческую плоть, разбрызгивая вокруг кровь и куски мяса. Вскоре от него осталось лишь обезображенное тело, что неопрятной кучей валялось у полосы прибоя.
Наблюдавший за этой экзекуцией, капудан-паша удовлетворенно хмыкнул. Так и надо поступать с трусами и дураками. В мире и так их много. Нужно освободить место для достойнейших, что благодаря своим способностям возвысились над многими. Турок приосанился, явно относя себя к когорте достойнейших.
Взор его затуманился. В голове появилась о еще большем возвышении. После разгрома европейских рыцарей великий султан обязательно возвысит его, дав то, на что он так долго смотрел с вожделением. Это обязательно случится: посох великого кади, главного судью Благословенной Порты, станет его собственностью. Жизнь и богатства миллионов людей, в том числе и его врагов, окажутся в его руках. Ибо слово великого кади есть слово великого султана и закон для всех османских подданных.
