Вольфганг Хольбайн - Рыцарь Хаген
И все-таки он поправлялся, хоть и в сотню раз медленнее, чем хотел, и в десять раз медленнее, чем обычно. Постепенно он набрал прежний вес, и в такой же степени, как выздоравливало его тело, тоска поселялась на его ложе. Он изучил уже все углы комнаты, каждую трещинку на полу, а один и тот же вид из окна во двор стал ему просто невыносим.
За неделю до Троицы он впервые вышел на улицу и пошел маленькими шаркающими шажками, одной рукой опираясь на своего брата, а другой — на Ортвейна. Ощущение было такое, что в первый раз за последние недели ему позволили свободно вздохнуть. Покои Кримхилд были, без сомнения, самыми просторными и уютными в крепости, но в сравнении с простором безупречно голубого неба, с приветственным шелестом весенней листвы они выглядели мрачной и тесной тюрьмой. Воздух был чист и свеж, золотистое солнце заливало двор ярким светом, сияя на шлемах и щитах стражников на башнях. Сжав руку брата, Хаген остановил его, осторожно высвободил свои руки и, еще пошатываясь, шагнул вперед самостоятельно.
— Получается? — улыбнулся Ортвейн. Во взгляде его, однако, сквозила озабоченность.
Хаген кивнул, осторожно отстранил протянутую руку племянника и глубоко вздохнул. В воздухе веяло прохладой, ветер доносил до крепости с Рейна запах влаги — Хаген наслаждался каждым вдохом, отдаваясь пьянящему чувству свободы. Он снова жил. Он ощущал на лице ласковые лучи весеннего солнца, а под ногами — твердый булыжник мостовой. Каким он был глупцом, решив свести счеты с жизнью!
— Тебе нельзя переутомляться, — заметил Данкварт, когда Хаген, оперевшись на его плечо, вновь медленно побрел по двору. — Вспомни, что говорил лекарь.
— Переутомляться? — Хаген улыбнулся, — Не беспокойся — я вовсе не собираюсь садиться в седло.
— Да ничего и не выйдет, — заявил брат, — Гунтер под страхом смерти запретил конюхам подпускать тебя к лошадям.
Решив промолчать, Хаген, медленно переставляя ноги, направился к воротам. Он ощущал необычную усталость, но ходьба его не утомляла, напротив, она придавала ему сил, словно жизнь с каждым шагом возвращалась в его тело. Он отпустил руку брата и пошел самостоятельно. Возле ворот он остановился, оглядываясь вокруг. Вормс изменился, но, в чем именно, Хаген никак не мог уловить. И тут он вдруг сообразил: царила необычайная тишина. На стенах были выставлены караулы, но даже в мирное время их всегда было больше; шумной суеты, обычно наполнявшей двор, как не бывало. Все звуки слышались как-то приглушенно.
— Что… случилось? — запинаясь, будто боясь услышать ответ, пробормотал Хаген.
— Что случилось, дядя Хаген? — Прежде чем ответить, Ортвейн бросил взгляд за ворота, на город, — Вормс истек кровью, вот что случилось. Положение сейчас не лучше, чем несколько недель назад. Гунтер переправил всех раненых, лежавших здесь, в город, чтобы они не мешали приготовлениям к празднеству.
Хаген вздрогнул.
— Но это же невозможно. — Он кивнул на стражников: — Неужели это все, кто уцелел?!
— Конечно, нет, — вмешался Данкварт. Хаген увидел, как он бросил сыну предупреждающий взгляд, незаметно качнув головой, — Остальные все в городе, помогают лекарям и священникам, а многие отправились по стране закупить провизию к торжеству, созвать шутов и скоморохов, раздать приглашения.
Звучало это как насмешка. Хаген уже понял по случайно услышанным обрывкам разговоров, что далеко не все в Вормсе были рады предстоящему празднику. Победу нужно было отпраздновать, но Хагену казалось, что Гунтер немножко перегибает палку. Приглашены были не только правители дружественных Бургундии империй, но и короли и благородные дворяне со всей округи — насчитывалось их уже более тридцати, если он не ошибался.
Может, стоило попросить Данкварта и Ортвейна пройтись по городу — но нет, лучше этого не делать: если он переутомится, впоследствии пожалеет об этом не раз. Нужно выздоравливать как можно скорее, чтобы выдержать путь до Тронье. Кроме Данкварта, Хаген ни с кем еще не обмолвился ни словом о своем намерении покинуть Вормс хотя бы ненадолго. Он многое отдал бы зато, чтобы выехать еще до праздника Троицы, но сделать это он не мог. Не имел права. Не теперь, когда с него была снята ответственность решения, от которой он бежал перед этим едва ли не на верную смерть — лишь бы не брать ее на себя.
— Пойдем обратно, Хаген, — тихо промолвил Данкварт. — На первый раз достаточно. — Он мягко положил Хагену руку на плечо.
Хаген так и взвился:
— Что ты обращаешься со мной как со стариком? Я не в первый раз пострадал в битве.
Данкварт промолчал, но взгляда не отвел — и выражение его глаз насторожило Хагена. Что это было? Неужели все настолько изменились? Или он сам стал другим?
— Смотрите, там Людегер с Людегастом, — поспешил прервать молчаливую дуэль Ортвейн.
Проследив за его взглядом, Хаген тоже увидел на противоположном конце двора братьев-королей. Вид их потряс его до глубины души. Они были разодеты, как и положено по сану: дорогие меховые мантии, роскошные штаны из тончайшего шелка и великолепно выделанной кожи. Правда, на мантиях королей красовались гербы Бургундии. Но, кроме роскошных одежд, ничего королевского в них больше не осталось. Людегаст тяжело опирался на руку своего брата, лоб его покрывала свежая повязка. Он еле-еле ковылял, скрючившись, как дряхлый старик, и, если бы Людегер его не поддерживал, он не устоял бы на ногах.
— Пойдем к ним, — произнес Хаген.
Данкварт удивленно уставился на него.
Тронье горько усмехнулся:
— Может, мы, несчастные калеки, найдем, о чем посудачить.
Однако Данкварта эта фраза, видимо, не очень развеселила; все же он промолчал и, кивнув, повел Хагена через двор.
Заметив приближающуюся троицу, Людегер остановился. Он тоже изменился — едва ли не настолько же сильно, как его брат. Великан массивного сложения, он на голову был выше Хагена и его спутников, но впечатление было такое, что он как-то съежился, стал меньше. Нет, сила не покинула его тело, но исчезла сила духовная, погас горевший в нем огонь. Перед Хагеном стоял человек, дух которого был сломлен навсегда. Ужас обуял Тронье — неужели так происходит со всяким осмеливающимся встать на пути Зигфрида?
Зигфрид даровал Людегасту и Людегеру жизнь, но одновременно он уничтожил их обоих. Быть может, было бы куда человечнее прикончить их на поле боя.
Хаген слегка склонил голову в поклоне.
Людегер ответил на его приветствие, а брат его в это время тупо смотрел перед собой, только пальцы сильнее вцепились в рукав Людегера. Взгляд Людегаста не выражал ни единой мысли. Хаген содрогнулся. Он не подозревал, насколько прав был Гунтер, заявив, что на данском троне теперь будет сидеть слабоумный. Теперь он понимал, почему Данкварт так не хотел вести его сюда.
