Б-11 - Рой Олег Юрьевич
– Отступаем в приемный зал! – рявкнул Мишка, и понял, что охрип. Мимо него проскочил Феликс, весь белый от паутины, Генка, ставший обладателем шикарной седой бороды из все того же материала, и Волосатый, лысина которого была в крови. И прямо в дверях в спину Волосатого ударил один из зеленых сгустков. Кирилл закричал, и машинально захлопнул двери перед носом у Мишки.
А уже через минуту шею Мишки охватило мягкое щупальце, сбивая его с ног и волоча к краю платформы…
* * *Это место было совершенно чуждым человеку. Все здесь было нечеловеческим, даже геометрия пространства, неровные линии стен, несимметричные проемы…
Это место казалось Дарье ужасно знакомым. Они шли по длинному, темному коридору, и Дарья знала, что коридор приведет их в большой зал, ступенчато спускающийся к неглубокому колодцу. К арене.
Так и оказалось. Только вместо колодца здесь была просто круглая площадка, в центре которой стоял куб из черного камня, расколотый посредине. На вершине куба лежал человеческий череп.
– Узнаешь? – ехидно спросил Бел Энграл. – Менменто мори, как говорится. Сколько усилий я потратил, чтобы найти его череп! Ну, этим, правда, Биарей занимался…
– Что, господин? – спросил Биарей, обволакивая собой «трибуны» амфитеатра.
– Ничего, – ответил Бел Энграл, – вспоминал, как мы с тобой искали череп Главного Врага.
– Хорошее время было, – согласился Биарей, – скольких я тогда присоединил? Тысячи три, и каждый мнил себя великим магом… жаль, что магии не существует в природе.
Даша почти не слушала их разговора. Она смотрела на череп, чья затылочная часть была покрыта микросхемами, которые, казалось, были врезаны прямо в кость – и вместо этого устрашающего аксессуара видела лицо того, кого, как она теперь поняла, любила – тысячелетия назад и до сих пор. Потому у нее ничего и не вышло, ни с Максом, ни с кем-то еще. Ее душа, сама того не зная, принадлежала другому…
Тем временем, Макарыч беседовал со Светой и Македонским. На Игоря с Таней никто не обращал внимания, и Игорь тихо, почти беззвучно, спросил:
– Когда?
– Когда Макарыч запоет, – ответила Таня. – Ты поймешь. Игорь… у нас было так мало времени. Но я должна сказать это словами: я люблю тебя.
– Я должен был сказать это первым, – улыбнулся Игорь. – Я не знаю, где мы окажемся, но давай договоримся, что мы будем там вместе?
– Давай, – согласилась Таня, и поняла, что плачет.
– Так, молодежь, – сказал подходящий Макарыч. – План мероприятия такой – становимся по кругу этой платформы. Света справа от меня, Игорь справа от Светы, дальше Сашка, Таня и Славик. Даша выходит к кубу, и ждем. Надеюсь, недолго.
– Просто ждем? – уточнил Игорь.
– Можно переговариваться, – сообщил Макарыч, – но негромко. Даша…
– Я все слышала, – отозвалась Даша. – Жду-не дождусь встречи с этой вашей Повелительницей.
Бел Энграл заскрежетал, возможно, зубами; его щупальца зашевелились.
– Славка, да успокойся ты! – осадил его Македонский, он же Бел Себуб. – Владычица знает, какова ее варакью-белети. Ей нравятся строптивые…
* * *На пустом ящике из-под пластита лежал Волосатый. Он был жив, но без сознания; на его спине зияла чудовищная рана. Рана бугрилась, словно кислота, попавшая в спину Волосатого, продолжала разъедать его плоть.
Генка курил, Феликс отдирал от комбинезона липкую паутину одной рукой – вторая висела безвольной плетью.
– Не жилец он, – сказал Генка, глядя на рану Волосатого. – Либо помрет, либо что похуже.
– Можно подумать, я жилец, – фыркнул Феликс. – Ты на мою клешню посмотри.
– Видел, – кивнул Генка. – Выглядит, как вареная рукавица.
– А болит так, словно ее прямо сейчас варят, – добавил Феликс, отбрасывая клок паутины. – У тебя курево осталось?
– У тебя пачка початая в штанах, – сказал Генка. – Забыл, что ли?
– Ах, да, – кивнул Феликс и полез в карман. – А подкурить будет?
– Ты прямо как шпана с депрессивной окраины, – заметил Генка, протягивая Феликсу зажигалку. Они помолчали.
– Что делать будем? – спросил Феликс.
– Знаешь, – ответил Генка, – есть такой анекдот, про двух ёжиков в яме.
– Знаю, – кивнул Феликс. – Мне Женька рассказывала.
– Кстати, – сказал Генка, – чего там у вас с ней не срослось? Я, памятуя напутствие Волосатого, к ней и не пытался подкатить…
– Она нам сказала, что не по этим делам, – щеки Генки порозовели. – Ей девочки нравятся. Ну и Бог с ней. Может, найдет себе кого-то, кто ее переубедит. Или наоборот. Мне-то что, мало ли у меня девок было?
– Да уж, – вздохнул Генка. – У меня тоже… а вот одной-единственной так и не встретил. Многим интересно с мулатом, но так, на один раз. А чтобы всерьез…
– Та же песня, – усмехнулся Феликс. Генка непонимающе уставился на него:
– Чего? Ну, ладно, я, но ты-то красавчик, бабы липнуть должны были.
– Ага, – подтвердил Феликс, – именно что липли. А так, чтобы не ради мармызы и атлетического телосложения, а потому, что человек я в душе хороший… вот, как у Игоря с Таней… интересно, как они там?
– Ой, не спрашивай, – сказал Генка и сплюнул.
Они опять помолчали, докуривая сигареты.
– Так что делать все-таки будем? – спросил Феликс. – Я к тому, не сидеть же сиднем, дожидаясь, пока твари нами пообедают?
– Я так понял, у тебя уже есть какой-то план, – сказал Генка. – Ну, так жги, чего голову морочить?
– У нас еще ящик динамита остался, – сказал Феликс. – Я слыхал разговор Македонского с Макарычем. В общем, двигатель этой платформы – та еще машинерия. Пока в него не лезть, он работает нормально, но стоит немного порушить его работу – и он рванет, что твой Чернобыль.
– Каким боком он мой? – пожал плечами Генка. – Но идея мне нравится. Не просто уйти, а уйти красиво, забрав с собой побольше этой падали. Но есть одна загвоздка – в подвале кишмя кишит эта мразь. Боюсь, нас с нашим динамитом на лоскуты порежут еще до того…
– Не порежут, – Генка и Феликс разом обернулись к ящику, на котором лежал Волосатый. Тот, кого они уже списали со счетов, сидел на ящике и рылся в карманах. Выглядел Волосатый страшно – лысая голова вся в ссадинах и кровоподтёках, с одежды свисают фестоны паутины. – Их не для того сюда послали. Если бы они хотели нас убить – мы уже давно были бы мертвы. Но мы им нужны живыми.
– Зачем? – не понял Феликс. Волосатый пожал плечами, кривясь от боли:
– Судя по всему, в качестве инкубаторов.
– Откуда знаешь? – спросил Генка.
– Могу показать, – ответил Волосатый. – Только не палите в меня, я – это я. Может, я и стану кем-то еще, но не скоро. А вообще, надеюсь, что не успею.
– Темнишь ты что-то, – заметил Генка. Вместо ответа Волосатый с трудом встал и повернулся спиной к Генке и Феликсу.
С его спины, из ужасной раны свисали пучками душееды.
– Хрен его знает, сколько мне осталось, – глухо сказал Волосатый. – Точнее, нам: у вас, ребята, эти твари тоже внутри, я это чувствую. Так что давайте собирать барахлишко. Врываемся в подвал, крошим нечисть, сколько можем, а потом взрываем все к чертовой матери. И будь, что будет.
* * *Повинуясь странному порыву, Даша, не дожидаясь, пока ее спутники выстроятся по кругу, стала спускаться к «арене».
– Эй, ты куда? – попытался остановить ее Бел Энграл.
– Нехай идет, Славик, – осадил его Макарыч, подкуривая. – Она куда надо идет.
– Ты бы в храме не курил, Макарыч, – заметил Македонский.
– Владычица никогда против табака не высказывалась, – заметил Макарыч. – Считайте, что это я ей фимиам курю.
– Фимиам так не воняет, – заметила Света.
– Фимиам в наших краях не водится, – парировал Макарыч.
Даша, тем временем, словно под гипнозом, ступила на сцену. В ее голове эхом отдавался голос: «Вы мне не нужны…. Я люблю, когда чьи-то действия вызывают хаос… Вы – семя, упавшее на каменистую почву… Ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа…» Даша даже не понимала, что повторяет последнюю фразу на незнакомом языке: ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа… ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа…
