Сказаниада - Петр Ингвин
От толчка и тряски Лада проснулась. Щеки заалели, взор опустился.
– Я долго спала?
– Недостаточно, чтобы выспаться.
Вторая лодка пыталась лавировать, но не повезло. Раздался хруст, дно напоролось на риф, проволоклось по нему, внутрь хлынуло. Воду начали вычерпывать. Занятие было бессмысленным, лодка заполнялась водой слишком быстро, но на борту не сдавались до последнего. Следующая волна развернула застрявший корпус, один борт тут же с треском превратился в щепы. Люди прыгнули в воду и, сбиваемые прибоем с ног, выбрались на сушу. Мужчины помогали женщинам. А дети радовались, они воспринимали гибель лодки как приключение. После плена им все было нипочем.
Между морем и уходившей в небеса громадой оставалась усыпанная камнями узкая кромка берега – большей частью скалистая и неприступная, но иногда, как в этой заводи, фальшиво гостеприимная. По камням кто-то начертил краской уходившую вдаль широкую полосу. Впрочем, «начертил» – не то слово, скорее – вплавил.
– Предупреждаю тех, кто не знал: за красную черту заходить нельзя. Мгновенная смерть. – Седобородый показал пальцем вверх: – Боги. Их земля. А теперь к хорошим новостям: на пристани нас ждут бесплатные каша и вода.
Одна из женщин высказала, наконец, то, что занимало мысли каждого.
– Как мы попадем домой?
– Паломники на Олином пике часто остаются без гроша, поэтому здесь действует правило: когда на кораблях есть свободные места, таких увозят через море бесплатно. – Седобородый, временно взявший на себя роль неформального лидера изможденной команды, обернулся к Георгию. – Ты отдал за нас все, что у тебя было. Мы в неоплатном долгу. Ты шел к богам, но за встречу с ними нужно платить. Я уже поднимался на Олин пик – давно, когда верил, что человеку может помочь кто-то, кроме него самого. Боги знают многое, но они ничего не могут, если этого не захочет сам человек. И наоборот: если чего-то страстно пожелать и идти по выбранному пути, никакая внешняя сила не помешает. К чему я веду? Егорий Храбрый, у тебя было обращение к богам, и мы, спасенные ценой твоего будущего, обязаны помочь. На пристани разрешается просить милостыню. Кров нам не нужен – погода вокруг пика всегда хорошая, можно спать на земле. Еды и воды, как я уже сказал, здесь в достатке. Мы все вместе соберем тебе нужную сумму. Это займет время, но другого выхода я не вижу.
Седобородый говорил от имени всех, и лица вокруг подтверждали, что с ним согласен каждый.
К пристани по берегу не пройти, мешали скалы и красная полоса. Двинулись вдоль серого прибоя. Большие и маленькие, сухие и мокрые, безмерно усталые, все угрюмо брели, иногда перескакивая по камням, но большей частью по колено в воде, не в силах поднять ног. Большинство держали друг друга за руки, чтобы не опрокинуло волной и просто чтобы чувствовать присутствие ближнего. Вместе можно решить любую проблему. Поодиночке никто ничего не стоил. Жизнь доказала правильность этого простого вывода, трудно понимаемого в хорошие времена.
Георгий тоже взял Ладу за руку. Она не отдернула, наоборот, холодные пальцы сжали его кисть, и в этом пожатии сошлись благодарность, надежда на помощь, ответное обещание пойти, если понадобится, на все, включая смерть, и уверенность, что теперь все будет хорошо.
Уверенность Лады передалась и Георгию. Все будет хорошо. Ладонь в его руке не врала, просто не умела.
Никто не спросил, кем Георгию приходится спутница. Наверное, думают, что супруга. Пусть. Так даже лучше, меньше вопросов. Правда, вопросы появятся, когда кто-нибудь узнает, что Егорий Храбрый ищет суженую. Тогда можно и объяснить. Что будет дальше, зависит от того, кто опасную для Георгия тему поднимет и как разовьет. Возможно, на этом и кончится слава почти святого витязя, на которого едва ли не молятся. Человек, отправившийся в путь с чужой женой, заслуживает только презрения. В лучшем случае, забвения. В худшем, казни.
На пристани все бросились к котлам.
– Пойдем, – Георгий потянул Ладу дальше в толпу, в сторону от спасенных невольников, – не люблю, когда кто-то чувствует себя мне обязанным.
Запах моря смешивался со сладковатым амбре варева, оказавшегося обычной манной кашей, и вонью гниющих отходов. Сутолока вернувшихся из боя ратников и их лошадей распространялась на все пространство от кораблей до красной черты, толчея продолжалась и дальше, в сторону, где приглашающе дымили харчевни и гостиницы. Из отрывков разговоров стало понятно главное, а подробности Георгий узнал у проходивших солдат. Война выиграна. Двоя пала, Елену Прекрасную вернули Кощею, войска возвращаются домой.
Искать Елену не нужно, она в столице. Можно возвращаться.
Нет. Лада не нашла дочку. Надо раздобыть денег, чтобы боги сказали, жива ли она, и если да, то куда за ней ехать.
«Раздобыть денег» – как? Георгий тяжело опустился на землю, как делало большинство – все вокруг сидели или лежали на каждом подходящем пятачке, свободной оставалась только дорога к лестнице. Служитель надрывался, извещая о правилах. Хорошие правила. Достаточно услышать один раз, чтобы понять систему и не бояться что-то нарушить.
Чтобы чем-то занять руки, Георгий начал править бруском и без того острое лезвие меча. Может, кому меч заточить? Что он может еще? Ничего. Кроме как железякой махать и умные мысли толкать, жизнь ничему не научила. Наняться к кому-нибудь в охрану? Не те место и время. Сюда не за работниками едут. И сколько времени уйдет, пока наберется нужная сумма? А Ладу на кого оставить? Итого: плана нет, идей нет, в голове штиль. Приехали.
Присевшая рядом Лада тихо заговорила:
– Из-за меня ты лишился надежды. Если бы не я со своей бедой, ты спокойно доехал бы до столицы. То, что я сейчас предложу, обдумано, поэтому не отвергай. Это единственный выход. – Лада кивнула назад, на солдат и постоялые дворы: – Продай меня. Вырученного хватит, чтобы боги помогли хоть немножко.
– А Ульку ты продала бы?
Лада нахмурилась:
– Она мне дочь. А я тебе никто.
– А я тебе?
В ответ – тишина. Упорхнувший в себя взгляд.
– Забудем. – Георгий не стал давить. – Мы оба друг другу никто – были, пока не встретились. Теперь твои беды стали моими, а мои, судя по твоему предложению, твоими. Значит, будем решать проблемы вместе, а не один за счет другого.
Лада отвернулась.
Ну что он опять сказал не так? Плечи спутницы вдруг дернулись, донесся всхлип. Ясно. Когда женщина не знает, что делать, она плачет. Ну, или с горя. Или от радости. Или когда знает, что делать, и именно поэтому. Короче, в тех же случаях, когда
