Александр Бушков - Страсти по принцессе
— Потом, потом, — нетерпеливо сказал Сварог. — Что там было дальше?
— Рыцарь с принцессой и небольшим отрядом отправился в три королевства. И никто не вернулся. Никогда. Теперь вы понимаете, что король должен был твердо увериться? В Дополнениях сказано… — Он прищурился. — Сейчас… «Когда пятнадцать цифр изгонят из города волка, а мертвый станет бесполезным проводником…» Между прочим, мы до сих пор не понимаем, что это означает.
— Потом! Дальше!
— «…и принцесса покинет город, но не по земле и не по воде», — заученно процитировал адмирал. — Когда вы захватили самолет, эти слова нашли превосходное объяснение. — Он холодно улыбнулся. — И оставалось сделать все от нас зависящее, чтобы проверить последнее утверждение: «И принцесса пройдет невредимой через Хелльстад». Собственно, делать ничего и не пришлось, вы полагали облаву настоящей и справедливо рассудили, что путь у вас один, через Хелльстад. Когда вы переправились в Правый Треугольник, мы уже не сомневались, куда вы отправляетесь. И тревожились, скажу вам откровенно, скорее по инерции, за Арталетту, с которой приключилась какая-то беда, а не за Делию. Таверо, бывало, ошибался, но в мелочах, не настолько же… И все закончилось успешно. Вы сделали свое дело, мы свое, не менее эффективно. — Он быстрым, чуть насмешливым взглядом окинул наряд Сварога. — Полагаю, у вас нет оснований жаловаться на судьбу? Я пожилой и много повидавший человек, но и мне, скажу по секрету, немного не по себе, когда рядом едет король Хелльстада. Вооруженный топором, подозрительно напоминающим прославленное в легендах оружие…
— А вы не боитесь получить по голове этим легендарным оружием? Мне ведь теперь никто не указ…
В холодных глазах адмирала на миг мелькнули обычные человеческие чувства — но страха, пожалуй, все же не было, хоть ты тресни…
— Что ж, если вы считаете, будто исправите этим что-то, вернете кого-то…
— Простите, — сказал Сварог. — Погорячился. И не во мне дело. В конце концов, со мной столько раз играли втемную, что я незаметно свыкся, и злюсь, когда все всплывает, лишь первые пять минут… Но есть еще и она, — он дернул подбородком, указав на Делию. — Она отличный товарищ и отличный солдат, уж я понимаю… Мать вашу так, всегда ведь остаются случайности! Особенно на войне, большой или маленькой. До определенного момента у вас просто не могло быть твердой уверенности, что все обойдется благополучно. Случайная пуля…
— Ну, хорошо, — сказал адмирал. — Не хочется отчего-то представать в ваших глазах законченной скотиной. Придется выдать одну из государственных тайн, благо вы не из болтливых. Вы никогда не слышали о Мане Антакайде?
— Нет. Что это?
— Не «что», а «кто». Мане Антакайд — астролог. Сейчас он уже умер. Когда Делия родилась, именно он составил гороскоп. Все предсказанное им всегда сбывалось — даже его собственная смерть, происшедшая в результате совершенно вроде бы непредсказуемой случайности… Он предрекал, что никакое оружие никогда не способно будет причинить Делии вреда.
Сварог вдруг насторожился, сам не понимая отчего. Словно вдали прозвучал выстрел, так далеко, что долетел до тебя не сам отзвук, а его тень, и теперь пытаешься понять — было или почудилось? Мать Бальдра взяла клятву со всех, кроме омелы…
— Вы помните подробно? — спросил он. — Слово в слово?
— Конечно. «И никакое оружие, холодное или огнестрельное, покинувшее мастерскую под этим небом, под этим солнцем, не сможет причинить ей вреда». Ну, где тут каверза? О сильванском оружии и речи быть не может — Сильвана освещена тем же солнцем. А оружия гномов уже три тысячи лет никто не видел и не держал в руках, оно сгинуло вместе с гномами. Не говоря уж об оружии с Диори — каковое, впрочем, изготовлено было и под этим солнцем, и под этим небом…
Они выехали на широкую Морскую площадь, почти идеальным полукругом примыкавшую к Адмиральской улице. И добрую половину дуги этого полукружья занимало Адмиралтейство — громада в семь этажей из коричневого камня, стрельчатые окна, темно-красная черепица, по углам две круглые башни с острыми конусами крыш, шпили увенчаны золотыми фрегатами, а меж башнями, по кромке кровли — шеренга позеленевших медных статуй, мифологических фигур вроде Морского Коня, Тюленьего Короля и Жемчуголова. Правее — квадратное возвышение, Камень Глашатаев, откуда до сих пор возглашали порой важнейшие новости и королевские указы. Сейчас с протянутого меж башнями каната свисали длинные морские вымпелы, их разноцветье и подбор определенно что-то значили, но Сварог не умел их читать. Люди в поисках лучшего местечка для обозрения поднялись даже на нижние ступени Камня Глашатаев (на сам камень, понятно, никто не осмелился забраться, это при любых праздниках воспрещалось).
— Что вас беспокоит?
— Предсказания, — медленно сказал Сварог, вспоминая Фаларена. — Точнее, форма их изложения — таящая, как я успел убедиться, каверзы и лазейки. Может отыскаться оружие, может… Правда, оно уже дважды было применено против принцессы, но вреда не причинило, так что можно бы и успокоиться. И все же… Почему ваш астролог не написал просто: «Смерть ее никогда не последует от оружия»?
— У астрологии свои законы изложения, как в поэзии. И я не большой их знаток, мне достаточно помнить, что Антакайд никогда не ошибался. Успокойтесь. Нет причины…
— Есть причина! — почти крикнул Сварог. — Есть, понимаете вы?
— Возьмите себя в руки. На нас обращают внимание ликторы…
— Пошли они… — сказал Сварог грубо. Ощущение мучительного неудобства, тупой тревоги в сердце не проходило. — Посмеетесь потом над моими глупыми страхами, разрешаю. Уводим кортеж на галопе. Во дворец.
И, видя, что адмирал колеблется, пустил коня рысью, не пытаясь разобраться вдумчиво в своих смутных и непонятных страхах, догоняя Делию, чтобы схватить ее коня под уздцы и дать своему шпоры, не объясняя причин.
На скаку выбросил вверх руку, дважды разжал стиснутые в кулак пальцы, подавая своим сигнал тревоги. Как бы ни удивились, препятствовать никто не посмеет, Делия не разучилась еще сначала повиноваться его командам, а потом спрашивать…
Белая дымная полоса, завиваясь спиралью, метнулась ему наперерез высоко над головами толпы, чертя синусоиду, снижаясь, неотвратимо выходя на прямую, и он вонзил шпоры в конские бока, бросил гнедого вперед, уже различая обострившимся взглядом черную остроконечную палочку, исторгавшую этот дым, спеша заслонить Делию, остановить мгновение, вернуть время назад — и понимая в секундном промельке трезвого расчета, что никому еще этого не удавалось…
Яркая вспышка, и мгновенно взметнувшееся туманно-чадное облачко заволокло Делию. Сварог натянул поводья — так, что конь взвился на дыбы и едва не рухнул, сбившись с аллюра. Слетел на брусчатку, схватил широкий синий повод, жесткий от золотых блях и нашитых лилий.
