Последний жрец богини Лу. Том II - Александр Якубович
Чем глубже я закапывался в отчеты, тем хуже мне становилось. Я не знал, как отреагирует Кай Фотен на мои находки, которые я выкопал в путаных бумагах армии — некоторые счета и записки вообще противоречили друг другу по близко знакомому мне принципу взаимоисключающих параграфов. Сказать королю часть правды? Сказать все как есть? Поговорить с ним, подготовить, рассказать о моем опыте Трейла, так сказать, из первых рук? С другой стороны, Кай не был дураком, но и доверять королю настолько, чтобы даже не рассматривать вариант того, что он бросит меня под колеса гнева коррупционеров и воров, я пока был не способен. Не заслужила монаршая тушка такого доверия с моей стороны, не заслужила.
В таком вот раздрае меня как-то вечером и обнаружила графиня де Шонц. Быстро оценив отвратительно низкий дух отдельно взятого менталиста, она устроила мне релакс-вечер: нормальный горячий ужин, беседа ни о чем и немного вина, которое сбивало мою концентрацию и заглушало способность слышать мысли людей без подъема ментальных барьеров. В основном, говорила Вила — я слушал, так как особо мне рассказывать было не о чем.
Графиня же совмещала приятное с полезным: я чувствовал, что ей нравится моя компания, при этом она, будто ненароком, посвящала меня в жизнь и историю двора, вворачивая важную информацию между забавными историями и собственными воспоминаниями.
Я сильно сблизился с Вилой за то время, что провел во дворце. Можно даже сказать, что она была единственным человеком, с которым я общался достаточно свободно. Моя ровесница, статная и умная, эта женщина была чертовски привлекательна. А отсутствие каких-либо отношений с королем, за исключением деловых, давало мне право открыто симпатизировать графине де Шонц. Внимание с ее стороны я тоже ощущал все явственнее с каждым днем: во взглядах, случайных прикосновениях, полуулыбках.
Вила была почти полной противоположностью холодной и отстраненной Лу. Она охотно шла со мной на контакт, выделяла мои положительные качества, впрочем, без тупой лести и, сохраняя собственное достоинство, открыто показывала, что мое общество ей по душе.
Я все слабее чувствовал богиню, как тогда, в темнице. Нет, я не начал винить Лу во всех моих бедах — ей навязала меня Матерь точно так же, как мне навязали саму Лу и ее проблемы. Это была задача из категории «стихийное бедствие», которую надо просто решить. Но богиня так и не стала мне до конца доверять. Ее нежелание обсуждать со мной нюансы моего квеста по восстановлению ее в божественном статусе стало уже откровенно раздражать. Лу либо отмалчивалась, либо уклонялась от разговора, либо меняла тему, попутно проговаривая то, что я и так знал: паства, храм, жрец.
Никаких дополнений, наводок или другой божественно-инсайдерской информации, которая бы добавила определенности. Ну и да, Лу что-то скрывала. Она даже не могла ответить, как долго продлится мое задание. А если мы не сможем найти ей жреца? Я буду таскаться за ней всю свою жизнь, пока не стану сухим стариком, как Илий? Ответов не было, что служило незримым барьером между мной и Лу.
Вила же, при всех ее секретах, тайнах, недомолвках и работе на короля, была человеком. То есть ее страсти, задачи и цели были потенциально мне понятны. От нее не исходило этого давящего на мозг чувства неопределенности, что только возвышало женщину в моих глазах.
Поэтому когда в один из наших совместных вечеров после работы с бумагами, который мы проводили в главной комнате покоев фаворитки — тут она принимала просителей, гостей и проводила свободное время — она оказалась рядом со мной на диване, положив руку мне на бедро, я совершенно не удивился.
Я заглянул в карие, почти черные глаза графини: она как-то незаметно оказалась настолько близко, что я мог увидеть свое отражение в ее расширенных зрачках.
Резко стало жарко. Выпитое вино гудело в голове, близость соблазнительной, умной женщины только осложняла ситуацию, так что когда Вила прижалась ко мне, я принял единственно правильное решение в этой ситуации: привлек стройную графиню к себе и ответил на страстный поцелуй.
Месяцы нахождения рядом с красивыми женщинами — Лу и Энжи на самом деле были практически ослепительны — сделали свое дело, и я буквально начал растворяться в моменте. Рука графини скользнула по моему камзолу и опустилась ниже живота, от чего дышать стало еще сложнее. Я перехватил женщину — она оказалась сверху, ловко подобрав юбки — и с новой силой впился в алые губы королевской фаворитки. Мы два взрослых человека, которых влечет друг к другу, это очевидно. Так какого черта? Я не монах, да и она не будет требовать взять ее в жены.
В тот момент, когда я был готов схватить графиню на руки и понести ее в сторону спальни — дверь туда была буквально в десяти шагах через комнату и Вила уже несколько раз призывно поглядывала в ту сторону — я вскользь прикоснулся к сознанию женщины.
Меня окатило волной холодного расчета, ревности и легкого презрения. Вила считала меня конкурентом за расположение монарха, непонятной и опасной фигурой. Я не подпускал к себе соглядатаев — всех девушек, которые приходили вечерами «потереть мне спинку» я моментально отсылал прочь. Только одной позволил войти, после того, как она полчаса проскулила под дверью на тему того, что с нее спустят шкуру. Но спала она в гостиной на диване, к своей кровати я не подпустил ее и на десять шагов. Один раз в мою дверь даже поскребся смазливой наружности юноша, но напоровшись на мой взгляд, который последовал за стандартным предложением «потереть спинку и услужить», очень быстро слился. Я знал, что этих людей подсылает в том числе и Вила, но не она одна. Но ни у кого ничего не вышло. Так что графиня, посчитав меня слишком непредсказуемым и бесконтрольным типом, который еще и менталист, приняла решение держать меня как можно ближе. А что может быть ближе любовника?
Все эти мысли Вилы, которые вылезли сейчас наружу, когда ее план, как она считала, уже состоялся, окатили меня будто ведро холодной воды вперемешку с помоями. Графиня потеряла сейчас над собой контроль, потому что знала — алкоголь заглушает мои ментальные способности. Однако прямой контакт с женщиной, которая прямо сейчас чуть
