Екатерина Соболь - Короли будущего
Он развернулся и на негнущихся ногах подошел к окну. Отсюда было, как на ладони, видно и озеро, и площадь справа от него. Костров стало еще больше, и, прислушавшись, Генри услышал там, далеко внизу, чьи-то злобные крики.
– Потому бунт и начался. В сказке говорится, что, когда эти духи обретают силу, они заставляют людей злиться и унывать все сильнее, – выдавил он. – Это я виноват. Я должен был защищать всех, кого с собой привел, а сам…
Агата и Джетт подошли и встали у него за плечами, подавленно глядя вниз.
– В общем, у нас две новости: плохая и хорошая, – еле слышно произнес Джетт. – Хорошая: теперь мы знаем, что творится. Плохая: мы понятия не имеем, что с этой дрянью делать.
И тут Генри сообразил кое-что еще.
– Но это ведь не духи раздора меняли отвар ромашки на яд. И не они разбили люстру. Не они украли письмо Олдуса Прайда, а до этого – ограбили казну и убили хранителя. И я тут подумал… – Генри сглотнул. – Что, если этот человек понял, отчего в замке ночами так темно? Что, если он, единственный из всех, вспомнил эту мрачную сказочку и постарался развести тут как можно больше духов раздора? Потому он и короля травил так медленно. Не для того, чтобы убить, а чтобы боль короля, его уныние и страх плодили все больше духов. Потому он и письмо украл. Ведь если бы король прочел историю Олдуса, он бы поверил в Сердце, в добро, в волшебство, и это бы его подбодрило, а кто-то вовсе этого не хотел.
Генри взбудораженно глянул на Агату, и та медленно кивнула.
– Какую-то часть веселья я определенно пропустил, – встрял Джетт. – Отвар, письмо, яд – вы вообще о чем?
– Нет времени объяснять, – махнул рукой Генри, чувствуя, что заговорил, как скриплеры.
– Ладно, мне на сегодня мрачных историй и так хватило, – пробурчал Джетт. – А самая мрачность состоит в том, что, если я верно понял, никто понятия не имеет, как этих духов победить. Про них только одна сказка, и там они, уж извините, выиграли.
И он, и Агата посмотрели на Генри так, будто ждали, что тот немедленно скажет, как теперь быть.
– Разберемся, – притворно бодрым голосом сказал Генри и повернулся к Агате. – Нам пора назад. Проводишь на кухню? Свечи скоро догорят, а сейчас мне хочется бродить в темноте еще меньше, чем раньше.
Делать и правда больше было нечего, и Агата вернула книгу на место, а Джетт, оглядывая каждый угол пугливо, как заяц, подобрал со стола посуду. Они втроем вышли из библиотеки, держась друг за друга так крепко, что каждый все время наступал остальным на ноги. Молчание Агаты еще никогда не казалось Генри таким тягостным – он видел, как губы у нее несколько раз приоткрывались, будто она хотела что-то сказать так сильно, что забывала о своей немоте. Глаза ее горели мрачным, злым огнем – видимо, она представляла, как поймает убийцу своего отца.
– Никому не говори, что мы здесь, – попросил Генри, когда впереди замаячила приоткрытая дверь кухни. Агата подняла одну бровь, и он сбился. – Извини, я не подумал. Я знаю, ты нас не выдашь.
Из-за двери слышались голоса, и Агата коротко обняла Генри за шею, ткнула Джетта кулаком в живот и скрылась в темноте. Генри следил за огнем ее подсвечника, пока тот не исчез за поворотом.
– Чего она такая заплаканная? Ее этот хмырь обижает? – потирая живот, спросил Джетт, и Генри не сразу понял, что он имеет в виду принца.
– Нет. Она расстроилась из-за люстры. Это была красивая штука, и она ее починила, а кто-то разбил. Неизвестно, сколько пройдет лет, прежде чем люди снова научатся делать такие вещи, потому она и плакала, – сказал Генри.
Он понял это сразу, как только увидел Агату, и это было нетрудно, но Джетт посмотрел на него так, будто Генри заговорил на непонятном языке.
– Мы с тобой меньше трех недель назад познакомились, и, если помнишь, в те далекие времена ты ни слова не говорил, рычал и стрелял из лука во все, что казалось тебе опасным, – пробормотал Джетт. – И посмотрите, какие мы теперь знатоки человеческих душ. С ума сойти можно. Если ты сейчас такой, я представить не могу, что будет дальше.
С этими словами он хлопнул Генри по плечу и ушел на кухню. Генри растерянно улыбнулся. Он был тронут, и это было новое чувство, что-то, чего он никогда не испытывал раньше. Ему хотелось растянуть это ощущение, запомнить его как следует, но тут с кухни раздались такие гневные крики, что Генри подскочил и рванулся туда.
Пока их не было, слуги успели вернуться на кухню и теперь обступили Джетта.
– Ничего не сделано! Что вам было велено, мерзавка? – вопила кудрявая женщина, выкручивая Джетту руку. – Да ты и твой братец-лоботряс даже серебро не дочистили!
– Эй! – сказал Генри, и все повернулись к нему с такими перекошенными лицами, что он инстинктивно шагнул назад.
– Где вы шлялись? – рявкнул толстый мужчина и встал напротив Генри, уперев кулаки в бока. Глаза у него горели настоящей ненавистью, и она была слишком сильной для простой досады из-за недоделанной работы.
Генри огляделся: остальные смотрели на него так же, сходясь вокруг все плотнее, и у него волосы на затылке встали дыбом. А что, если духи вражды не безмозглые сгустки тьмы? Они ведь тоже волшебные существа. Вдруг они почувствовали, что им грозит опасность? В кухне точно было темнее, чем когда он уходил отсюда, – даже два горящих очага больше не разбавляли густые тени. Генри хотел было крикнуть Джетту, чтобы тот хоть где-то спрятался, но Джетт уже сделал ровно противоположное: он пробился сквозь толпу трясущихся от злости людей, встал рядом с Генри и попытался вести переговоры.
– Послушайте, господа, – слабым голосом начал он, – да, мы не так уж славно потрудились, но мы исправимся. Вы нам сделали замечание, и мы с благодарностью его принимаем, а теперь позвольте нам приступить к работе.
Слуги его будто не слышали – только придвинулись ближе.
– Если вы нас побьете, мы ведь не сможем работать, – пролепетал Джетт. – Дайте нам еще один шанс, и вы увидите, что мы можем приносить огромную пользу и…
– Им все равно, – выдохнул Генри. – Бежим.
Он рванулся к двери, и слуги тут же бросились следом. Их обоих сбили с ног, и Генри собирался уже вскочить и драться всерьез, он бы этих неумех быстро раскидал, но Джетт дернул его вниз.
– Не вздумай, – прошипел он. – Когда бьют, быстрее всего это заканчивается, если лежишь тихо.
Сам Джетт отлично показывал пример: он лежал, свернувшись, как гусеница, и закрывал руками голову, но Генри видел: на самом деле он прижимает чепец, чтобы тот не слетел. Генри вспомнил про свои фальшивые волосы и сделал то же самое. Все внутри его кричало о том, чтобы дать сдачи, но он решил послушаться совета. Он знал, что, если разозлится сам, если позволит тьме захватить и его, – пиши пропало. Поэтому он лежал, уткнувшись в пол, и считал удары. Они были однообразные, без фантазии – к счастью, у слуг было не так много опыта в этом деле, да и сил после стольких дней в темноте осталось немного. Генри досчитал до двадцати, когда пинки начали слабеть, а потом и вовсе сошли на нет.
Он осторожно приподнял голову – слуги, тяжело дыша, разошлись по кухне. Они будто не знали, чем еще себя занять, а потом один сказал: «Ладно, ребята, пойдемте-ка еще отдохнем», и все потянулись в другую комнату. В дверях кудрявая женщина обернулась и удивленно посмотрела на Генри.
– А вы двое что тут развалились? – спросила она. Голос был почти дружелюбный, и Генри понял, что она, кажется, не помнит, что делала минуту назад. – Если тоже хотите поспать, мы вам в том углу два соломенных матраса приготовили.
С этими словами она вышла из кухни. Генри сразу вспомнил, как люди на площади колотили друг друга без всякой видимой причины, но быстро выдыхались и замирали с такими же пустыми лицами. Кажется, духи раздора не могли никого захватить надолго, – и Генри надеялся, что никогда не увидит, какими они могут быть, если достигнут полной силы.
– Что это было? – пробормотал Джетт и со стоном сел.
– Предупреждение, – ответил Генри.
Он с трудом поднялся, дошел до угла, подтянул ближе к огню тощий засаленный матрас и рухнул на него. Кажется, силу ударов он все-таки недооценил. Джетт скособочился окончательно – до очага он дотащил свой матрас так, будто тот весил, как туша оленя.
– Хочешь сказать, что, если мы попытаемся одолеть этих самых духов вражды, они это почувствуют и опять устроят что-нибудь в том же роде? – заплетающимся языком спросил он.
Генри кивнул и закрыл глаза.
– Нам просто надо отдохнуть, – негромко сказал он.
Джетт не ответил. В своем несуразном платье он казался таким жалким, что Генри захотелось его хоть чем-то подбодрить.
– Знаешь, когда я только сюда попал, я обещал королю, что найду корону за семь дней, а завтра как раз седьмой. Утром все у нас получится. Просто я еще не знаю как.
Генри понятия не имел, который час, даже не был уверен, что наступил вечер. Постепенно очаги погасли – сначала один, потом другой. Засыпать было страшно, и Генри просто смотрел в темноту, где неясно двигалось, переплеталось что-то бесплотное.
