Гремучий Коктейль 5 - Харитон Байконурович Мамбурин
— Невозможно создать простейший гримуар? — уточнил я, медленно оглядывая зал.
— Невозможно создать магическую технологию, равноценную по сложности и универсальности, ваше сиятельство. Уверяю вас, ничего подобного не создавалось, даже не предпринималось никаких шагов.
— А как же ваши посохи? — вспомнила Кристина.
— Пустое… — ле Кьюр поморщился как от зубной боли, — Посох, имеющий на себе передвижные кольца с символами… он ничем, совершенно ничем не отличается от глиняной таблички! Просто больше символов, иная форма, простейший механизм переключения колец… нет, по сравнению с гримуаром любой из механизмов, созданных людьми, является шуткой. А даймоны? Как мы вообще могли догадаться, что в гримуаре можно поселить даймона⁈ Это тысячи лет исследований, проб, экспериментов, чудовищные ресурсы… и ничего подобного в записанной истории человечества — нет!
В словах раздухарившегося мага была куча резона, он болел темой, болел давно и сильно, настолько, что даже эмоциональные блоки давали слабину. Из-за этого он и желал встречи с императрицей, узнав, что та является тайным коллекционером разумных гримуаров. Он хотел опросить эту коллекцию, узнать от даймонов о былых временах. Ведь среди них могли быть и воистину древние.
Для меня Адестан ле Кьюр тут же стал ключиком к жертве.
— Давайте объединим усилия, — предложил я ему, — Мы бы тоже хотели увидеться с её величеством, чтобы решить некоторое недопонимание.
— Насколько мне известно, — неожиданно сказал маг, — Ваше сиятельство имеет возможность связаться с наследником престола и даже с самим императором. Зачем же вам моя помощь?
— Это было бы неудобно, — пришла мне на помощь жена, — у нас частное недопонимание. Привлекать к нему внимание…
— Если гримуар изобретен людьми, то может считаться лучшим изобретением человечества, — вздохнул сутулый маг, — а вот громоздкие социальные конструкты — наоборот. Поверьте мне, если каждому человеку предоставить возможность бесконтрольно самовыражаться, то это приведет к быстрой деградации всей расы!
— Я вас очень хорошо понимаю в этом вопросе, — покивал я, видевший своими глазами эту деградацию из-за интернета, распространившегося по целой планете, — Будьте добры, составьте моей жене компанию, пока я поспрашиваю о нашей скорбной телом, но не духом, повелительнице.
Решив этот тонко-социальный момент с дамой, я отправился в одиночное плаванье, попивая неплохое белое вино из бокала. Попутно слегка забавлялся невовремя пришедшей в голову мысли — многие думают, что приём является насквозь торжественным мероприятием, где все и все безупречны, а в воздухе пахнет розами. Отнюдь. Воздух — как раз главная проблема. В нем пахнет людьми, десятками человек, набившимися в один зал. Духи, запах табака и пота, легкого перегара… всё это не очень приятно.
Кстати, при открытых окнах. А уж зимой…
— Ваше сиятельство! — с мягким незнакомым акцентом и улыбкой обратился ко мне на немецком человек лет двадцати пяти, непринужденно возникший на моем маршруте между кучками людей, — Можно перекинуться с вами парочкой слов?
Коротко стриженный и гладко выбритый блондин с сильным загаром и белозубой улыбкой. Прекрасно развитые запястья фехтовальщика, старая и на вид очень неуклюжая книга на поясе. В железном переплете. Одежда. Небрежно носимый костюм старого кроя, недорогой, очень удобный, никак не подходящий текущему мероприятию. Такие я ношу в повседневной жизни. Не мешают двигаться…
Какой любопытный персонаж.
— Извольте.
Мы отходим, совсем недалеко, на террасу, возле которой трутся жаждущие свежего воздуха гости.
— Меня зовут сэр Генри Клаудхейм, ваше сиятельство, — вновь заговорил блондин, как только мы остались наедине, — и, спешу вам сообщить, что нахожусь здесь исключительно ради вас…
Через пять минут я уже общался с другим человеком. Ну, если шакала в образе молодого лощеного щеголя, окучивавшего одинокую старушку лет тридцати пяти, можно считать человеком. Ох уж эта продажная любовь. Это ж какую потенцию надо иметь, чтобы удовлетворять три-четыре старушки для нормальной жизни? Деньги на деревьях не растут. Мне даже хотелось вместо денег предложить мужику лариненовского афродизиака, и лишь ярко-выраженное отвращение к его существованию подобного не давало сделать.
— При всем моем горячем желании оказать вам услугу, ваше сиятельство, я ничего не знаю по этому вопросу, — излучал верноподданический вид альфонс-геронтофил, — Могу вас уверить — никто не знает, где сейчас Её императорское величество, абсолютно никто! У меня есть связи в академии, там, где изволит учиться его высочество, принц Николай, так вот, даже он не имеет адреса, по которому мог бы навестить свою мать! Зато из Москвы пришли вести, что…
…что императрица больна. Очень серьезно. Что-то случилось между ней и мужем, когда она была дома, после чего Мария Харитоновна ограничивается только ближайшим кругом слуг.
Как интересно. Надо срочно вернуться к жене и волшебнику. Не простому волшебнику, а тому, кто много чего понимает в проклятиях и недугах. Возможно, сама судьба свела нас с Адестаном ле Кьюром…
Одарив стукача-нахлебника деньгами, я поспешил назад, но дойти до Кристины без приключений не позволило закономерное развитие событий.
— Дайхард Кейн, я полагаю? — брюзгливо, с вызовом и громко вопросили сбоку, вынуждая меня остановиться.
— Крутов, Андрей Михайлович, — не менее громко констатировал я непреложный факт, останавливаясь и разворачиваясь к уже привлекшему некоторое общественное внимание князю, — Что же ты, с-собака, от меня хотел?
Звук в зале как будто бы выключили.
Глава 21
Говорят, что риск — дело благородное, но в памяти почему-то всегда всплывают долбанные гусары, стрелявшиеся от карточного долга. Была у них такая привычка. Идиотизм, я считаю, хотя к рассчитанному риску отношусь с уважением. И осторожностью. Большой осторожностью.
Когда это возможно.
«У нас мало времени, ваше сиятельство, поэтому буду краток. Я хочу рассказать вам о отчаянии. Именно оно причина, почему здесь и сейчас присутствую я. Именно оно толкнуло человека, желающего вам смерти, на действия, которые он совершил, в том числе и по отношению ко мне»
— Хамло ты необразованное. К Истинному князю, без знакомства, по имени обращаться⁈ Первым?!!
Зал, еще не отошедший от первой моей реплики, с трудом втягивает мозгами вторую. Происходит не скандал, а полный пердимонокль — к князю, почтенному и уважаемому члену их недружного, но очень обособленного сообщества, к могущественному благородному больших сил и влияния, обращается пацан несчастных двадцати двух с хвостиком лет. И обращается…
«Один из нас сегодня умрёт, ваше сиятельство. Это… неизбежно. Разговора бы не состоялось, но я увидел, как вы двигаетесь, увидел ваши жесты, а опросив пару премиленьких
