Гневная любовь - Харитон Байконурович Мамбурин
— Слышь, шкет! — я обидчиво дал Чемпиону Тьмы щелбан в бледное толстое ухо, — Это моя демоница! В смысле член команды! Ей приказывать могу только я!
— Ненавижуууууууу!!! — заверещал злобный гадкий подросток, пуча на меня свои маленькие злые глазки, — Уничтоооооожу!
— Да никого ты уже не уничтожишь, — бурчал я, продолжая добросовестно обматывать пацана веревками, — Всё, Валера, приехали. Надоел ты мне хуже горькой редьки!
— Сатарис не простит!! — до зловещего пацана наконец-то дошла серьезность ситуации, от чего тот завизжал раненым поросенком, — Тебя никто из Владык Тьмы не простит!!
— Заинька ты моя гнусненькая, — по-крокодильи улыбнулся я в лицо хватающему воздух ртом засранцу, — Да мне госпожа Сатарис прямо сказала, что я могу тебя потерять! Да ей тебя отдали, потому что ты мелкий неисправимый говнюк, который всех достал! Всё, пока! Стань в следующей жизни кошкой!
Красиво переворачиваясь в воздухе, пень с примотанным к нему визжащим пухлым подростком ушёл под воду в середине речки, подняв сноп брызг. Раз, и тишина… благодать. Я сел на травку, мечтательно рассматривая воду. Рядом шлепнулась растерянная демоница.
— Мач… ты же не всерьез? — почти робко спросила она.
— А вы, всем миром, не всерьез? — хмыкнул я, срывая травинку на пожевать, а сам отсчитывая секунды в голове, — Какие нафиг Чемпионы Тьмы с таким воспитанием? Да он вырастет… вырос бы… в законченного эгоистичного ублюдка, ни с кем и ни с чем не считающегося! Это к бабке не ходи!
Матильда Шлиппенхофф, красиво стоя в лучах солнца и насквозь просвечивая всем, что только можно, бельем, затянула отходную молитву. Чуть шею себе не свернул.
— Эээ… да, — торопливо ответила демоница, дергая меня за рукав, — Но они такие же и есть! Они Чемпионы Тьмы!
— Этот совсем бракованный, — категорично сказал я, — Вот представь себе, что он захотел бы тебя через пару-тройку лет изнасиловать, а? Вооот, представила. А как с личной жизнью у таких уродцев? Ага, по лицу твоему вижу, именно так. Ну и заче… хотя нет, стоп, пора вытаскивать.
— Что?! — офигела подскочившая на месте суккуба, до этого глубоко и резко погрузившаяся в воображение о том, как её насилует злобный пухлый Валера.
— Солдат ребенка не обидит! — гордо ответил я, вытаскивая за оставленный конец особо крепкого каната пень с почти захлебнувшимся бледным мальчиком, чей взор был полон паники и надежды. Подняв пень, я перевернул его, затем потряс, дабы Валера выплюнул излишки воды, а потом вновь запулил на старое место с жизнеутверждающим возгласом, — Но родину любить — научит!
Воспитатель из меня аховый. Вот чего нету, того нету. И не было никогда. Я вообще понятия не имею, как с детьми надо так, чтобы они после этого выросли космонавтами, академиками или на обложку «Плейбоя», но не разными там менеджерами, риэлторами и рэперами. Но, как электрик, я точно знаю одно — если нечто показало неудовлетворительный результат, значит, нужно повторять, пока он не удовлетворит! А ведь бросание засранца в колодец почти помогло…
Валера, вытащенный из воды в третий раз, довольно быстро отплевался от воды, освободив рот для наглой вызывающей усмешки, но, как и водится у молодёжи, на этот раз он сильно поспешил. В рот толстячку, даже не думающему убрать свою черную броню, я тут же плотно запихал кляп, закрепив тот тонким кожаным ремешком.
— Не волнуйся, это тебе поможет, — ободряюще похлопал я пацана по плечу, — Теперь мы сыграем в одну игру. Если ты себя хорошо ведешь, то всё происходит быстро. А если плохо, то медленно. Кивни, если понял.
Разумеется, он не кивнул, а лишь вытаращился на меня нагло и свирепо. Ну, штош, я подобное учёл.
Новый заброс пня с засранцем, только потом я не жду некоторое время, пока можно будет вытаскивать, а начинаю идти вдоль русла речки, играя в бурлака. Под полные любопытства звуки Матильды и Лилит. За этот заход на берег был вытянут огромный ком грязи, ила и водорослей. Начался второй этап игры — «угадай нужное место и проковыряй в нем отверстия, пока Валера не помер». Ну, с первого раза не получилось, от чего ребенок слегка посинел и перестал дышать, но пара «жаров души» вернула Валеру в этот бренный мир. Оттерев засранцу глазоньки, я повторил номер с крокодильей улыбкой.
— Ну что, ты меня понял? Ты кивни, не бойся…
Пациент был в шоке и прострации, а значит — вёл себя плохо. Пришлось вновь повторить медленную версию. Пока волок его второй раз, хвалил про себя Тами, нашедшую эти особо крепкие канаты в одном городе, где нас не ждали. Как же назывался тот прекрасный край… а, точно Хашанапур. Прекрасный город Хашанапур. Был. Сгорел, правда. Но не по нашей вине!
На третий раз Валера начал кивать… нет, не начал. Он кивал, видимо, всё время пока ехал по дну, от чего даже найти нужное место для освобождения от грязи было вполне легко.
— Вот видишь, парень, всегда можно найти общий язык, — увещевал его я, заботливо оттирая с кивающего пухлого лица лишнее, — А значит, сейчас, в качестве поощрения, мы попробуем по-быстрому…
Глаза Чемпиона стали квадратными, а сам он жалобно засипел. Матильда вновь забубнила похоронную молитву. Лилит прикрыла лицо рукой.
Дрессировка по методу «пряника и кнута, версия 2.0» началась…
Интерлюдия
Младенцы были просто на заглядение. Хорошенькие, мордастенькие, голосистые. Все трое. Причем, если зеленоватый цвет кожи, носы и зубы им достались от папаши, бывшего, судя по данным Администратора, очень уважаемым и умным гоблином, то вот остальная внешность осталась мамина. Через 15–16 лет все трое орущих свеженародившихся детей станут одними из наиболее красивых полугоблинов в мире!
— Подкину их в лучший детский дом Фиола, — умиляясь, решил Администратор, левитирующий рядом с колыбелькой. Изначально он планировал отдать всё, порожденное его новой (и криворукой!) слугой-помощницей на усыновление, но затем, оценив качества блондинки Тадарис поближе, понял, что лучше перестраховаться. Чуть более суровая школа жизни должна исправить недостатки, что вполне могли передаться с генами матери, беззаботно дрыхнущей сейчас в магическом сне.
Вообще, в большинстве культур самых разных миров отбирать детей у матери (даже не показывая их ей!) — это весьма предосудительное деяние, но в данном случае вполне оправданное тем, насколько бывшая
