Ни богов, ни королей - Илья Витальевич Карпов
— Именно об этом я и хотел рассказать тебе, Дэйн, — нахмурившись, сказал казначей. — По-твоему, всё ещё ничего не происходит?
— Я уже не знаю, что думать, — командующий гвардией положил руку на голову. — То, о чём вы говорите…
— Вы присягали короне, сир командующий, — умоляюще проговорила принцесса. — Клялись защищать и оберегать королевскую семью. И я боюсь, защитить от собственного отца меня больше некому.
Дэйн Кавигер вздохнул. Если до прихода казначея лицо командующего выражало благодушие, то теперь вид у него был мрачнее тучи. Внезапно его мысли нарушил тихий, но отчётливый звук:
— Чшш!..
Дэйн, Явос и принцесса одновременно повернули голову туда, где участок стены прикрывал гобелен.
— Крыса? — осторожно предположил казначей.
Звук раздался вновь, только громче и отчётливее. Словно кто-то попытался беззвучно чихнуть, но поток воздуха оказался слишком сильным.
— Крысы не чихают, — проговорил побледневший Дэйн и решительно зашагал в сторону звука.
Командующий отдёрнул гобелен и обнаружил в стене щель, достаточную, чтобы туда можно было просунуть руку. Из-за этой щели на него глядела пара испуганных, но, несомненно, человеческих, глаз. Дэйн опешил, и в следующее мгновение глаза по ту сторону исчезли. Командующего осенило:
— Тилль!
Из-за стены послышалось встревоженное шуршание и кряхтение, потом удаляющийся звук топота ног. А потом всё стихло, и Дэйн обернулся на побледневших казначея и принцессу.
— Проклятый коротышка! — прорычал командующий и в отчаянии ударил по гобелену кулаком. — Теперь его не достать!
— Тилль? — проговорила девушка. — Я видела его в саду. Наверное, он проследил за мной, решил подслушать и… О боги… Он… Он всё расскажет отцу!
Принцесса осела на стул. Её губы задрожали, а пальцы побледнели, вцепившись в рукава платья. Дэйн ещё никогда не видел её такой.
— Ваше высочество, вы не знаете наверняка… — начал было казначей, но девушка схватила его за руки.
— Если отец узнает, он… Он запрёт меня! Навсегда! Прошу! Увезите меня куда-нибудь! Куда угодно! Прямо сейчас! Только не в Одерхолд, он найдёт меня там. В Высокий дом, в Лейдеран, хоть на край света, лишь бы подальше от него!
Дэйн судорожно размышлял. Явос говорил, что ему рано или поздно предстоит принять решение, но теперь времени на это осталось катастрофически мало. Впрочем, в глубине души он всегда знал, какое решение примет. Честь командующего гвардии не оставляла иного выбора.
— Вытрите слёзы, ваше высочество, — сказал, наконец, Дэйн. — Я подумаю, что можно сделать.
— Мы оба, — добавил казначей.
Глава 19
Эдвальд Одеринг в последнее время очень часто бывал в Храме, но не только ради молитв и не только, чтобы советоваться с Матриархом. Под разными предлогами он подолгу оставался в молельном зале, ходил среди малых алтарей других богов, ожидая, пока появится она. Послушница по имени Марта.
Девушка эта запала в сердце короля и не давала ему покоя. Эдвальд мог поклясться, что уже давно никто не вызывал в нём такой страсти, граничащей с одержимостью, как она. Однако в последние дни Марта бывала в Храме всё реже, а если и появлялась там, то старалась даже не смотреть на Эдвальда. Все подарки, что он отправлял ей, она возвращала обратно. Король, безусловно, понимал, что послушницы сильно ограничены в быту и всё же серебряный гребень для волос, сандалии из нежнейшей телячьей кожи и даже флакон душистого розового масла из южной Акканты были возвращены в тех же резных деревянных ларцах с нетронутой печатью. Но Эдвальд не думал сдаваться, и вот однажды, когда в Храме почти никого не было, он всё-таки смог застать Марту в молельном зале. Король отвёл обескураженную девушку в сторону и спокойно спросил, почему она не принимает подарков.
— Простите, ваше величество, но я лишь скромная послушница, — испуганно прошептала девушка. — Я дочь крестьянина, мне не должно принимать подарки от вас.
Сказав это, она поспешила уйти, не дав Эдвальду сказать ни слова. Но она не знала, что эти слова лишь раззадорили короля.
Король стал посещать храм чаще и проводить там столько времени, сколько мог, однако Марта совсем перестала появляться. Всё это не могло пройти незамеченным мимо матриарха, и не зажечь иссушающее пламя ревности в праведном сердце Пречистой Агны. Наконец, Эдвальд, догадался, что, должно быть, ей кто-то сообщает, что король в Храме, а она не покидает своей комнаты, пока тот не уйдёт. Тогда он переоделся в простую послушническую одежду, скрывающую лицо, и пришёл в Храм Троих с твёрдым намерением разыскать девушку. Сев перед алтарём Аминеи, он стал ждать.
Когда же Марта, на его счастье, пришла в молельный зал, он ни единым звуком или движением не выдал себя, а после молитвы проследил за ней до самой её комнаты в церковной пристройке. Там он сбросил капюшон и открыл изумлённой девушке своё лицо. Марта пятилась, просила его величество уйти, но Эдвальд лишь подходил всё ближе.
— Я послушница Троих, я служу богам… Вы посягаете на мою честь… На честь Церкви! — дрожащим голосом умоляла девушка, но король заключил её в объятия, не слыша ничего вокруг.
Невероятными усилиями послушнице удалось освободить руку, отвесить королю хлёсткую пощёчину, и, извернувшись, убежать так быстро, как она только могла. Случившееся невероятно оскорбило короля и привело в ярость, но ему ничего не оставалось, кроме как так же тайно вернулся в замок.
Разумеется, ни она, ни Эдвальд не могли никому об этом рассказать, но Агна всё же узнала о случившемся, и ревность к девушке сменилась ненавистью. На следующий день после этого, когда послушница Марта возвращалась в комнату только со знакомым исповедником, её арестовали по обвинению в колдовстве. Поводом послужила найденная в её комнате книга «Боги и демоны», которую та достала из библиотеки Чёрного замка через своего друга, послушника Рутвена.
Многим было известно, что инквизитор Грегорион Нокс, её близкий друг, отбывший по заданию Храма, пропал без вести и, возможно, погиб. А потому на духовном суде, девушку обвинили в попытке обратиться к иномирским сущностям, быть может, даже самим владыкам Ада, чтобы его вернуть. Марта молила о пощаде, заявляла, что невиновна, но её слова остались без внимания. Главным судьёй была, разумеется, матриарх, а вызванный во дворец правосудия король лишь холодно заявил, что Церковь должна бороться с внутренними врагами столь же беспощадно, как и с внешними. В голосе его, как и ожидала Агна, звучала злость и обида, и матриарх была этим довольна.
О празднике и выступлении его величества город знал задолго до срока. Перед Храмом Троих за несколько дней вырос помост, куда можно поставить кресла и разместить стражу, а рядом с помостом выстроили эшафот со всеми необходимыми устройствами для поистине зрелищной казни. Эдвальд настоял, чтобы кресла не были слишком мягкими. Придворные, считал он, должны привыкать к неудобствам во всём, чтобы, когда придёт время, быть готовыми терпеть скудную еду, жёсткие кровати и прочие лишения военных походов.
Сами же придворные слушали это, больше всего боясь выказать жестом или взглядом хоть малейшее неудовольствие или страх. Слухи в замке разносятся быстрее, чем пыль по летней дороге, поэтому каждый знал и об отсечённых языках, и об отрезанных ушах, и об изуродованной спине несчастной фрейлины.
Во время праздников и выступлений командующий гвардией был обязан находиться возле короля, но в этот день Дэйн Кавигер попросил командующего городской стражей Хассера Гвила устроить тренировку с оружием, на которой он, Дэйн, должен поделиться со стражниками боевым опытом. Сир Хассер, ни секунды не думая, согласился: он не хотел присутствовать при казни своего брата, сира Гримуальда Гвила, бывшего рыцаря королевской гвардии. Такая причина отсутствия командующего устроила его величество.
Эдвальд даже благодушно заметил, что подобные тренировки стоит проводить почаще. Ведь несмотря на скорое создание ордена Железной руки, корона не собирается списывать городскую стражу со счетов, а потому каждый
