Жемчужина дракона - Марина Романова
Я не знала ответа на этот вопрос, но могла догадаться, что не так уж и много. Не просто так огненные эвейи почти вымерли, а другие полностью сформировавшиеся драконы, имеющие вторую ипостась, такая редкость, что впервые мне довелось их встретить именно в Мидорэ.
– Сто? – наугад сказала я, желая лишь поскорее услышать продолжение рассказа.
– Десять, – скупо ответил ис Пэа. – Десять, Ив, а при условии, что сейчас в храме вас не более трех сотен, то можешь сама посчитать. Это в этом году готовится войти за Полотно полноценная Нить, но сама понимаешь, что наследники входят в силу не каждый год. Обычно два, максимум три дракона возвращаются из-за Полотна. Остальные так и не обретают своего отражения, но зато получают доступ к магии и к управлению стихиями – в определенных рамках, конечно. Как ты думаешь, чье право на власть и силу в обществе, роде, в одном конкретном доме не может быть оспорено кем бы то ни было другим в роду?
– Власть обретшего отражение за Полотном неоспорима. – Ответ на этот вопрос любой эвей знал с детства. Во главе рода может быть лишь тот, у кого есть вторая ипостась.
– Не для всех твой ответ показался бы справедливым, – тонко улыбнулся мужчина напротив меня. – Император знал, что есть те, кто считает иначе. Он приехал в Туринские леса не только… с дружеским визитом, ему необходимо было заручиться поддержкой своих людей, не вызывая при этом подозрений со стороны…
– Вы говорите о том, что был заговор против императора?
– Против наших устоев, так было бы сказать вернее. Ведь если перестанут появляться эвейи с отражением, то проблема исчезнет сама по себе, так ведь?
– Но это невозможно, – пробормотала я.
– Способ на самом деле есть. Запечатать места силы, уничтожить храм и просто помогать лишь слегка касаться Полотна, чтобы тянуть силу в том объеме, в котором это возможно для обычного эвейя.
– Но ведь это убийство для нашего мира, баланса, магии, – перечисляла я то, что объяснял мне Рэби с самого моего рождения.
– Не совсем, – покачал головой ис Пэа. – Это ухудшит климат, действительно участятся природные катаклизмы, но это не отменит жизнь, а власть получат те, кто считает себя более достойными. И потом, мир не перестанет существовать в одну долю секунды, а будет медленно истощаться…
– Вы знаете, кто это? Но почему же…
– Все, что у нас есть, – это только подозрения. У нас нет доказательств. Убить заговорщиков по-тихому? – Ис Пэа изогнул бровь, точно прочитав мои мысли. – Не тогда, когда империя обезглавлена. Гражданская война никому не нужна. Со смертью твоего отца все мы замерли, точно в ожидании, сосредоточившись на поддержании баланса и укреплении собственных позиций. То, что произошло с Китарэ и тобой… Будущее для всех нас оставалось белым листом, и его невозможно было предсказать.
Кто бы мог подумать, что афера твоей тетки так кстати подвернется! – вдруг захохотал он.
– Что? Что вы имеете в виду? – В очередной раз за этот вечер у меня неистово зачесались кулаки от желания взгреть его.
– Прости, – утирая слезы с глаз, сказал он, вдоволь насмеявшись. – Ну, тут все на самом деле вышло так забавно. Дорэй всегда была той еще пронырой. Всегда знала, как выжить и с кем дружить. Вот только была просто прелесть какая дурочка, – вновь захихикал он.
На мой взгляд, это ис Пэа был «прелесть какой дурачок», если имел неосторожность недооценивать мою тетку.
– Не знаю, о чем она думала, когда на суде по разбирательству о твоем отце в реестре вашего фамильного древа вместо наследницы возник наследник. Ладно остальные, но мы-то знали, кто родился у Нирома. Хотя, может быть, она и рассчитывала на нашу поддержку в память о друге? Не возьмусь судить. – Он пожал плечами. – Но тут мы решили просто не заметить сей факт взамен на услугу с ее стороны.
– Услугу?
– Да, – кивнул он. – Тебя должен был воспитывать Рэби, как он же должен был помогать ей управляться с севером. Ну и, конечно же, она должна была поддерживать тебя, ухаживать за тобой, не допуская твоего появления вне Турийских лесов до совершеннолетия.
Он говорил и говорил, и вроде бы все в его словах было логично, но меня не покидало ощущение, что в них было больше воздуха, чем чего-то конкретного. Да, ис Пэа рассказывал мне то, о чем я понятия не имела, но делал он это так, словно лишь набрасывал на лист общие штрихи, не давая ни единого конкретного факта.
– А Китарэ? Знает ли он о том, что вы мне только что рассказали? – спросила я в надежде услышать, что да. Быть может, он тоже сомневается в виновности моего отца?
Ис Пэа неожиданно положил свою огромную теплую ладонь на мою и взглянул мне в глаза, словно пытаясь докричаться до меня, не говоря при этом ни единого слова. Его глаза все сказали за него. И было в них столько всего недосказанного и невысказанного, что мне стало не по себе.
– Ив, – вздохнул он, – Китарэ всегда был под опекой матери. Алмэй утонула в своей ненависти, предпочитая упиваться своей болью и горем. Она просто не желает жить, не зная, кого ей стоит ненавидеть. Хочешь не хочешь, но ее воспитание, слова, внушаемые с детства, оставили свой след. Я отправил своего собственного сына во дворец, чтобы он стал частью жизни Китарэ, когда ему было двенадцать, лишь с одной-единственной целью – раскрыть иные горизонты для наследника. Я так надеялся, что Дилай станет настоящим другом ему и поможет увидеть нечто большее вокруг. Мой сын – не думай, что он слишком легкомысленный, он просто ветер, который не желает жить в запертой клетке предрассудков и устоев. Все наши люди во дворце заявляли, что Китарэ – марионетка в руках матери и дяди, что ее давление и влияние на него слишком высоко. Но ты знаешь, каково было наше с сыном удивление, когда мы поняли, что Китарэ в столь юном возрасте подчинил себе Дух. Пусть не в полной степени, но он умело пользовался им для того, чтобы каждый думал о нем то, что желал увидеть. Он один выживал в месте, где никто не желал воспринимать его самостоятельной личностью, а он
