Валентин Леженда - Песнь кецаля
Отец вышиб Педро на улицу и пригрозил, что если он еще раз попадется ему на глаза, то останется инвалидом.
А вскоре, выполняя в общем-то несложный трюк, отец сорвался с трапеции и, не сумев произвести захват, упал вниз. Хоакин на всю жизнь запомнил этот ужасный миг. Яркие огни, тревожный крик матери, долгий, как в замедленном кино, полет отца. Мимо защитной сетки. Глухой удар головы о барьер. Кровь…
Отца похоронили, а вскоре сошла в могилу и мать, угасшая от туберкулеза. Оставшись один, Хоакин продолжал выступать в цирке. Но платили ему мало. Собственного номера у него не было. Приходилось быть чем-то вроде статиста. Тут снова объявился Педро Сарасса. Он сулил юноше груды золота, соблазнял сказками о райском городе Акапулько, где полно богатых гринго, мечтающих расстаться с лишними деньгами. Молодой человек долго не сдавался, памятуя гнев отца и возмущение матери. Но нужда взяла свое. Хоакин очутился в Акапулько.
Этот курорт и впрямь был райским уголком. Тенистые пальмовые аллеи, роскошные отели и особняки, золотые пляжи, бассейны, масса красивых девушек в бикини. Глаза разбегаются от обилия обнаженных загорелых тел.
У Хоакина был свой особый аттракцион — ночной прыжок со скалы в воду.
Ровно в полночь он готовился к полету с высоты сто двадцать футов. Все дело состояло в том, чтобы при падении вниз угодить прямо в приливную волну. Важно было каждое мгновение. Иначе неминуемая гибель. Прыгал парень в узкий залив глубиной всего десять футов. Все его дно было усеяно острыми камнями. Поэтому нужно было заранее осмотреть скалу и привязать на веревке лист белой пергаментной бумаги, чтобы различить в опасную минуту линию прибоя.
Зрителей всегда было предостаточно. По всему городу Педро расклеил яркие афиши, на которых был запечатлен Хоакин, парящий в воздухе над пенящейся кромкой моря.
Старик был прекрасным режиссером. Ему удалось поставить по-настоящему драматическое действо.
В полной темноте поднимался молодой человек на вершину утеса. И тут на него фокусировались лучи трех прожекторов. В их скрещении обнаженная фигура прекрасного юноши сверкала и переливалась. Перед каждым восхождением Сарасса давал Хоакину пузырек с ароматическим маслом, которым парень должен был натирать тело. Педро также требовал от прыгуна, чтобы тот выступал совсем без одежды. Однако не сумел совладать с его врожденной застенчивостью и скромностью. Чресла парня прикрывали узенькие плавочки телесного цвета.
Воздев руки к небу, юный атлет обращался к Создателю с пылкой молитвой даровать ему благополучное завершение прыжка. Это так комментировал происходящее сам Педро через громкоговоритель, чтобы разжалобить зрителей. На самом деле перед каждым полетом Хоакин устремлял свои помыслы к теням родителей, обещая им, что прыгает “первый и последний сезон”, а потом обязательно найдет себе приличную работу.
Сомкнув ступни и подняв высоко вверх два пылающих факела, юноша становился на край площадки. На зрительской веранде гасли огни. Лишь луч одного из прожекторов тревожно метался вверх-вниз, готовый совершить полет вместе с прыгуном. Толчок — и Хоакин летит, раскинув руки в стороны, чувствуя напряжение в каждой мышце. Зрителям видны две огненные линии и белая стрела летящего вниз тела.
Сколько раз врезался он в холодную соленую воду и выныривал под аплодисменты и бравурную музыку Вагнера.
У Хоакина стали водиться деньжата. Появились и юные поклонницы его таланта. Свой уход он отодвинул сначала на следующий сезон, потом еще на один…
Однажды Хоакин опоздал. Всего на полсекунды. Волна ушла, утянув с собой лист бумаги…
Он упал в обмелевший залив возле самой скалы. Когда его выловили, парень все еще был без сознания.
Все заработанные деньги ушли на лечение. Когда он был здоров, то казалось, что денег целая куча. Но пришла беда, и куча превратилась в жалкую горстку медяков.
Молодой человек охромел. Не могло быть и речи о какой-либо приличной работе. Кому нужен калека?
Устроился продавать лотерейные билеты. Небольшой навар, но на кусок хлеба и бутылку пива хватало.
Часто накатывала жуткая волна отчаяния. Он вновь и вновь обращался с упреками к Богу, к покойным родителям, но в глубине души осознавал, что во всем виноват сам. А потому плакал и каялся, моля небо о снисхождении.
И Господь смиловался над ним, послав сеньора Васкеса. Тот как-то выбрался по делам в Акапулько и заприметил Хоакина. Чем-то ему парень понравился. Такое бывает между людьми. Пробежит некая искра — и зародится симпатия.
Подозвав его к себе, Мигель скупил у юноши половину билетов, угостил ужином и попросил рассказать свою историю. А затем…
Хоакин до сих пор не может поверить в происшедшее. Этот богатый, надменный сеньор, окруженный толпой тяжеловесных телохранителей, вдруг… заплакал, как малое дитя. Юноше не раз приходилось повествовать о своей судьбе покупателям лотереек. Бывало, что те так же расчувствовались, покупая у него сразу пять, а то и целый десяток билетов.
Но Васкес.
Он поместил парня в лучшую клинику. Там его ногу собрали и восстановили буквально по кусочку. Потом полгода Хоакина наблюдал японский врачеватель, сотворивший настоящее чудо. Хромоты словно не бывало. Как это удалось мудрецу Хитамото, о том лишь небесам ведомо.
Но это еще не все. Хитамото-сан обучил его древнему воинскому искусству. Когда учитель устроил Хоакину выпускной экзамен, присутствовавший при этом Васкес захрюкал от восторга и заявил, что деньги, затраченные на лечение парня, не были выброшены на ветер, а стали хорошим вложением капитала.
— С тех пор я рядом с ним, — закончил свою повесть молодой человек. — И готов отдать за Мигеля свою кровь до последней капли. Как, впрочем, и остальные его ребята. Почти для каждого из них он сделал что-то такое, как и в моем случае.
Бетси почувствовала, что лучше ничего не говорить. Любые слова тут будут лишними.
Интересно, а есть ли кто-нибудь или что-нибудь, ради чего она готова была бы отдать свою кровь до последней капли? Элизабет раньше как-то никогда об этом не задумывалась. Рассказ Хоакина разбередил ей душу.
Смотрела на бархатную подставку, на которой лежало золотое сердце Уицилопочтли, и продолжала напряженно думать. Стоит ли этот кусок старого желтого металла с десятком рассыпанных по нему красных камешков того, чтобы ради него в очередной раз пролилась кровь? Не проще ли отдать его “бледнолицым” без лишних сомнений?
Если бы эта вещь принадлежала лично ей, то никаких колебаний по поводу расставания с артефактом мисс Мак-Дугал не испытывала бы. Случайно пришла в руки, так же случайно и уплыла из них. Такова жизнь.
